- Ты любишь боль, не так ли? - спросила Госпожа Фелиция, низким чувственным голосом. И так как у него во рту был стек, он не мог ответить словами. Его прерывистое дыхание и эрекция, несомненно, сказали ей все, что ей нужно было знать. - Это заметно. Ты теряешь себя в боли.
Он запрокинул голову назад и закрыл глаза, когда она провела ладонью по рубцам на руках, возобновляя боль.
- Тогда теряйся, - разрешила Госпожа Фелиция. - Иди туда, куда боль хочет забрать тебя, в твой разум, в прошлое, в твои самые темные мечты. Иди так далеко, как нужно. Я приду за тобой, найду и приведу обратно.
Если бы он мог говорить, он бы поблагодарил ее. Это были именно те слова, которые он больше всего хотел услышать, особенно сейчас, когда она работала над его грудью, ударяя по рубцовой ткани, оставленной пулевыми ранениями. Она не боялась вреда, причиненному ему другими людьми, и за это он мог целовать ее ноги, если бы мог дотянуться до них.
Он закрыл глаза и позволил себе упасть в воронку боли. Она обжигала. Он горел. Все пылало. И он шел сквозь огонь, босиком и не обращая внимания на пламя. Путь огня вел его в прошлое, к первой ночи с Сореном. Когда он прошел сквозь пламя, ему снова было шестнадцать, и он бежал по лесу подальше от школы. Он слышал, как под ногами ломаются ветки, хруст листвы, глухие удары его стоп по обнаженной земле. И Сорен был позади него, догонял. Почему он бежал? Одиннадцать лет он задавал себе этот вопрос. Да, он бежал от страха. Когда он посмотрел в глаза Сорена, он понял, что будет дальше. Но то, что намеревался сделать Сорен, было именно тем, чего хотел Кингсли.
Почему он бежал?
Он бежал ради удовольствия быть преследуемым. Сорен так сильно хотел его, что побежал за ним даже по минному полю острых осколков, резких спусков, хватаясь за ветви деревьев и разрывая колючки. Но поэтому ли он бежал? Истинная причина?
Пламя подхватило полуправду и сожгло их дотла.
И затем Кингсли вспомнил кое-что, что он забыл после той самой ночи. Он вывернулся из объятий Сорена и снова встал. Но однажды он остановился, развернулся и улыбнулся Сорену. Иди и возьми меня, говорила эта улыбка.
Сорен пришел и взял его.
- Где ты? - прошептала ему не ухо Госпожа Фелиция. Она вытащила стек у него изо рта. – Расскажи, где ты в своих мыслях.
- В лесу, - ответил Кингсли. - Мне шестнадцать. И я бегу, и не знаю почему.
- Ты знаешь.
- Он гонится за мной.
- Кто?
- Парень, которого я люблю.
- Садист.
- Да.
- Если ты его любишь, почему убегаешь?
- Я хочу, чтобы он поймал меня.
- Он догонял тебе прежде?
- Нет... ночь в лесу была нашей первой.
- Ты хотел этого?
- Больше всего на свете, - ответил он, говоря от чистого сердца. - Так почему же я бежал?
- Потому что ты бежал не от него. Ты бежал от себя. От настоящего себя.
Слова проникли ему в душу.
- Да, - выдохнул он.
- Хороший мальчик... - ответила Госпожа Фелиция, обхватив его эрекцию обеими ладонями и поглаживая его. - А теперь, беги ко мне.
Он медленно открыл глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы туман прошлого полностью рассеялся. Он улыбнулся.
Когда он посмотрел вниз, то увидел, что вся передняя часть его тела стала красной. На груди были рубцы, рубцы на боках, рубцы на бедрах и животе. Сотни рубцов украшали его ноги словно его царапал тигр. Госпожа Фелиция были безжалостна. Его кожа пульсировала от ран, нанесенных ею. Неудивительно, что она могла приказывать миллиардерам целовать ее ноги. Такая боль стоила любых денег.
Накрыв его щеки ладонями, она наклонила его голову так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. Долгое время она только и делала, что смотрела ему в глаза, заставляя его смотреть на нее. В ее глазах он увидел власть и силу, разум и сострадание. Сострадание? К чему? К его мукам? Да. Он видел это. Но к каким мукам? К боли, которую она причиняла ему? Или ко всей остальной боли, которую она ощутила внутри него? Неважно, почему он нес ее так, важно, что она была. Когда она поцеловала его, он ощутил настоящую нежность, привязанность. Она целовала мастерски, ее губы дразнили его, ее язык ласкал его язык. Она принуждала к страсти. Она распаляла ее. Она прикусила его нижнюю губу, и проступила капля крови. Он ощутил медный вкус и проглотил ее.
- Я никогда не целую своих клиентов, - прошептала она ему в губы. - Я никогда не трахаю их. Но ты не мой клиент.
- Кто же я? - спросил он.
- Сегодня, - ответила она, - ты мой.
И сегодня он принадлежал ей.
Глава 23
Госпожа Фелиция отстегнула его манжеты и развернула так, чтобы он стоял к ней спиной. Она нагнула его и пристегнула манжеты к изножью кровати. И снова заткнула ему рот стеком. И затем обрушилось еще больше боли. Трость хлестала его по бедрам. Флоггер полосовал его спину. Плеть лупила от плеч до колен.
Он посмотрел на часы перед тем, как она начала свою сессию. И посмотрел на них снова, когда она закончила. Она порола его целый час, час, который пролетел как несколько секунд. Его легкие горели от тяжелого дыхания во время порки. Когда Госпожа Фелиция прикоснулась к его пояснице, он вздрогнул. Его кожа была такой израненной, что даже легчайшие прикосновения жгли.
Она усмехнулась на его вздрагивание, несомненно он наслаждался болью. Любой истинный садист насладился бы. Она поцеловала его в шею, над выемкой над плечом, и отстегнула манжеты от изножья кровати.
Госпожа Фелиция снова вытащила стек из его рта. - Хочешь воды?
- Пожалуйста.
Она принесла ему воды в винном бокале, но, когда он потянулся за ним, покачала головой.
- На колени.
Он опустился на колени, и Госпожа Фелиция обхватила рукой его затылок. Она поднесла бокал к его губам и предложила ему выпить. Его мужская гордость ненавидела его детскую зависимость, несмотря на то, что его жажда сдаться и подчиниться вспыхнула, когда с ним обращались как с собакой у милостивого хозяина.
Вода остудила его пылающий язык, хотя и не помогла облегчить боль, от которой страдало все его тело. Госпожа Фелиция убрала бокал от его губ, отставила в сторону и вернулась к Кингу. Она запустила пальцы в его длинные волосы на затылке и позволила ему прижаться головой к ее животу.
- Я не встречала никого, кто так же прекрасно принимал боль, как ты, - сказала она, массируя его шею. - Ты доставил мне больше удовольствия, чем я могу выразить словами.
- Спасибо, Maîtresse. - Наконец он смог довериться своему голосу.
- И у моих ног никогда не стоял такой красивый мужчина. Ты настоящий подарок.
Он закрыл глаза. Именно в этих словах нуждалась его душа. Однажды Сорен прошептал ему похожие слова. Это было подобно глотку самого изысканного красного вина и поиски такого же вкуса в каждом следующем выпитом бокале.
- Merci, - прошептал он. Она погладила его по щеке. Той же рукой, которая причиняла боль, она успокаивала его. Домина потянулась к своим волосам, и из пучка возле уха достала розу.
- Это роза Фелиция, - ответила она, щекоча его губы и щеки лепестками. - Прекрасная, не так ли?
- Да, но не так прекрасна, как вы.
- А что может быть? - спросила она, высокомерно, как и любой другой знакомый ему доминант, включая себя. - Все розы обманчивы, ты знаешь это. Бутоны такие красивые, что всех тянет к ним. Если ты попытаешься сорвать один и не будешь осторожным...
Она повернула розу и позволила короткому шипу царапнуть по его щеке. Один шип царапнул его, но не повредил кожу.
- Если хочешь лепестки, - продолжила она, лаская лепестками его губы, - ты должен вынести шипы.
Она отошла от него, потянулась к сумке и вытащила сверток из бархата винного цвета. Она положила его на край кровати, развернула ткань и собрала его содержимое в ладонь. Взмахнув рукой, она посыпала чем-то его покрывало.