- Думаю тебе это очень нравится. - Сорен опустился на колени и посмотрел на Кингсли.
- Нет. Не нравится. Мне это нравится ровно настолько, насколько ты хочешь, чтобы мне нравилось.
- Ты жалок, когда возбужден.
- Я так жалок сейчас.
- На пол, на колени, - приказал Сорен и Кингсли подчинился. Он отвернулся от Сорена и уперся руками на противоположное сидение. Быть здесь было хорошо, стоять на коленях перед Сореном. Прошло слишком много времени с тех пор, как Сорен причинял боль. Когда он думал об этом, не было смысла чувствовать себя самым сильным и свободным, стоя на коленях и принимая боль. Но что он думал или что ощущал не имело значения. Им не нужно было оправдываться за свершенное перед кем-то, кроме себя самих. Они теряли сон из-за того, что делали, а не из-за совести.
Они не спали только потому, что нашли более интересное занятие.
Позади себя Кингсли услышал движение, звук кожи и метала. Сорен снял ремень и Кингсли приготовился к удару. Но Сорен обернул его вокруг шеи Кингсли. Он застыл, когда ремень прижался к его горлу. Осторожно, словно ремень был поводком, Сорен притянул Кингсли к себе, пока тот не сел, выпрямившись и упершись голой спиной в колени Серена.
- Я давно хотел сделать это с тобой, - сказал Сорен, нашептывая слова Кингсли на ухо. - Только чтобы заткнуть тебя.
И он потуже затянул ремень. Кингсли резко вдохнул, но не смог выдохнуть, не сейчас.
- Нравится? - Руки Сорена обвились вокруг кожаного ремня. Кингсли бы ответил да, если бы мог. - Докажи.
Дрожащими руками, Кингсли гладил себя, пока Сорен наблюдал за ним из-за плеча. Он не мог вспомнить, когда чувствовал такое удовольствие от собственных ласк. У него закружилась голова. Он ощущал легкость и эйфорию. Его член был очень твердым и невероятно чувствительным. Даже с ремнем вокруг шеи ему удавалось издавать беззвучные стоны.
По мере того, как он приближался к обмороку, у него была вспышка совершенного осознания. Он готов был кончить в «Роллс-Ройсе», пока мужчина, которого он любил всем сердцем и душой, и телом, держал в своих руках его жизнь. И все было так как должно было быть, в руках Сорена находилась власть над жизнью и смертью. Родители Кингсли назвали его в честь королей, но именно Сорен должен был править всем миром. Сорен был королем Кингсли. Сорену нужно было собственное королевство. Кингсли мог ему его подарить, построить его. Мир опасностей, тайн, секса, боли. Он не знал, как или когда, но однажды он это сделает, подарит Сорену собственное королевство.
- Кончай, - приказал Сорен Кингсли на ухо. Кингсли кончил жестко, так сильно, что увидел свет, звезды и солнце ночью, и если он не перестанет кончать, то умрет от нескончаемого удовольствия.
Кингсли рухнул не сидение. Он находился на грани сознания, колебался между светом и темнотой. И в этих сумерках мира, между жизнью и смертью, он ощутил, как руки Сорена обнимают его, как губы Сорена ласкают его плечо, как руки Сорена опускают брюки до колен... и затем он ощутил холодные влажные пальцы на себе и внутри себя. Затем Сорен наполнил его, прижимая расслабленное тело Кингсли к своей груди, и бесконечно входя и выходя из него. И затем пошли слова, прекрасные слова, но на датском, и Кингсли понятия не имел, что Сорен говорил ему, только то, что ему нужно было услышать.
Сорен кончил в него, его руки поверх рук Кингсли, их пальцы переплетены так же крепко, как и их тела. Кинсгсли обмяк в руках Сорена, и они остались лежать на полу "Роллс-Ройса", пока оба не вспомнили, как дышать.
Когда все закончилось, и он был слаб, опустошен и слишком уставшим, чтобы двигаться, Сорен помог ему одеться. Кингсли должно быть, угодил ему, потому что Сорен позволил ему свернуться калачиком у его ног и положить голову на колени, и оставаться в таком положении до конца путешествия. Руки Сорена дрожали еще тридцать минут после. Когда Кингсли спросил его, почему, Сорен ответил: - Я не знал, смогу ли остановиться вовремя.
- Ты остановился. Я в порядке. Более чем, - ответил Кинсли, опьяненный счастьем и удовлетворением.
- Я мог убить тебя.
- Убей, если хочешь, - ответил Кингсли, улыбаясь ему. - Я умру счастливым.
Сорен закрыл глаза и положил руку на макушку Кингсли. Это ощущалось как благословение.
- Когда-нибудь я сделаю для тебя кое-что, - выдохнул Кингсли.
- Ты все делаешь для меня. - Сорен запустил пальцы в волосы Кингсли и потянул.
- Я хочу построить для тебя замок.
Сорен усмехнулся, и Кингсли тоже, хотя не понимал, в чем тут шутка.
- Я сыт замками по горло, Кингсли, - ответил Сорен. - Что мне нужно, так это подземелье.
***
Сэм рассмеялся в объятиях Кингсли.
- Над чем ты смеешься? - спросил он, щелкая ее по носу.
- Так вот откуда все? - спросила Сэм. - Клуб? Твое королевство? Ты строишь для Сорена самое большое подземелье в мире?
- Он это заслужил, - ответил Кингсли. - Его отец был богат, как Бог, и Сорен рисковал навлечь на себя его гнев, рисковал быть отрезанным от наследства, рассказав новой жене за какого монстра та вышла замуж. И ему было наплевать. Я никогда в жизни не встречал никого похожего на него. И надеюсь, никогда не встречу.
Сэм снова рассмеялась и положила руку ему на грудь. Она тяжело выдохнула.
Тяжело?
- Я помню тот день, словно он был вчера. Это должна быть ночь открытия нашего клуба. Тринадцатое ноября - мы успеем вовремя.
Но Сэм, казалось, не была заинтересован в разговоре о клубе прямо сейчас.
- Ты и Сорен трахались на заднем сидении «Роллс-Ройса». - Вздохнула Сэм. - Это самая сексуальная история, которую я когда-либо слышала.
- У меня есть истории и получше, - ответил Кингсли. - Когда-нибудь я тебе их расскажу.
- Они тоже об эротическом удушении, но действие происходит на заднем сидении автомобиля?
- Как бы ты ни назвала, это опасно. Это был последний раз, когда он душил меня. Когда он женился на моей сестре, это положило конец нашим свиданиям. Она не знала о нас. Но сейчас она мертва, и я думал он может приходить сюда... я надеялся, то есть...
- Ты надеялся продолжить с того места, на котором вы остановились?
- Да. Но он влюблен в другую женщину.
- Кого?
- В девушку из его церкви.
- Девушку, ради помощи которой ты подкупил кое-кого?
- Прежде чем ты возненавидишь его еще больше, тебе стоит знать, что он и пальцем не прикоснулся к ней.
- Мне плевать, трогал он ее или нет, если только он не отправит ее в какой-нибудь переориентированный лагерь, если их застукают вместе, как это сделала жена пастора с Фейт.
- Если их застукают, они переедут в Данию, - ответил Кингсли. - Думаю, у него уже есть такой план.
- Ты поедешь с ними?
- Однажды я пытался учить датский. И бросил. Русский проще, если тебе это о чем-то говорит.
- Хорошо, - ответила Сэм. - Тогда тебе лучше остаться здесь, со мной.
Она прижалась бедром к его ноге, и он почувствовал тепло, исходящее от ее тела.
Тепло?
- Должна сказать, мысль о том, как ты играешь с маленькой девочкой и ее единорогом? Так поразительно мило. Мои яичники хотят обнять тебя.
Кингсли рассмеялся.
- Я люблю детей, - ответил он. Не то, чтобы они когда-нибудь у него были. Женщины, как правило, хотят брака и обязательств вместе со своими детьми, чего он не мог никому дать. И все же, надежда оставалась.
- Ты потрясающий. - Сэм провела рукой по его груди и поцеловала в плечо. - Я все еще не могу поверить, что ты ревновал, потому что увидел, как я целуюсь с кем-то, кого ты принял за мужчину. Очаровательно.
- Я убивал людей. Это не очаровательно.
- Очаровательный. И очень красивый, - ответила она, проведя пальцами по его волосам.
- Сэм, ты флиртуешь со мной.
- Разве? Это очень странно для лесбиянок иметь дело с мужчиной.