- Я не лгу, - заверил он. Он опустил голову и поцеловал бледно-розовый сосок. Затем он поцеловал шрам. Ему до боли хотелось прикоснуться к ее груди, но еще больше ему хотелось прикоснуться к самому себе. Опустившись, он расположил колени по обеим сторонам от бедер Сэм. Казалось, ее нисколько не смущала его нагота, даже когда он обхватил себя ладонью.
Сэм подняла голову и поцеловала внутреннюю сторону его предплечья, прежде чем скользнуть рукой вниз по животу и в свою «пятницу». Она ласкала себя, пока он скользил по своему члену. Быстрее, чем он ожидал, она начала двигаться под ним, тяжело дыша, ее выдохи застревали в горле. Ее удовольствие подгоняло его, особенно когда он увидел, как ее соски затвердели от возбуждения, а кожа покраснела. Она резко вдохнула и замерла. Пока она кончала он сдерживался, хотя ему было больно это делать. Когда ее тихие содрогания закончились, она открыла карие глаза и пристально посмотрела на него с нескрываемым желанием. Он скользнул по длине, еще раз, и затем кончил на нее, покрывая семенем ее грудь и живот. Ему нравилось это, нравилось, что она позволяла ему делать это с собой, нравилось видеть его сперму на своей коже.
Сэм закрыла глаза и выгнула спину навстречу его прикосновениям, пока он втирал семя в ее грудь. Почему он делает это, помечая ее вот так? Он и сам не знал почему. Кого это волнует? Ему нравилось прикасаться к ней. Он не торопился, ее грудь так правильно ощущалась в его ладонях. Он перекатывал соски между указательным и большим пальцами, вычерчивал круги вокруг ореол.
- Никто уже давно не прикасался к моей груди, - сказала она. - Забыла, как это приятно.
- В любой момент, когда потребуется, мои руки в твоем распоряжении.
- Значит... я могу оставить рубашку себе? - спросила она.
- Сэм, ты можешь забрать все мои рубашки.
С величайшей неохотой он отстранился и позволил ей застегнуть его рубашку. Он был рад, что она не сразу побежала в ванную, чтобы смыть его с себя. Хороший знак.
Сэм лежала на спине и смотрела куда угодно, только не на него.
- Сэм?
- Дай мне секунду. Я никогда прежде не была с парнем. Я все обдумываю.
Кингсли тяжело выдохнул, и Сэм улыбнулась.
Он сел и наклонился над ней.
- Кингсли, что ты делаешь?
Он вытащил небольшую коробку из ящика в прикроватной тумбочке из эбенового дерева, достал рулон бумаги, зажигалку и маленький пластиковый пакет.
- Кингсли, это...
- Да, - ответил он, с улыбкой облизывая бумагу и туго скручивая концы. - Держи. - Кингсли передал ей косяк. - Это поможет тебе разобраться.
Кингсли щелкнул зажигалкой, и Сэм сделала затяжку, подержала ее и выдохнула. Она с улыбкой откинулась на его подушку. Она свернулась калачиком у него на груди и вернула косяк ему.
- Кинг?
- Да, Сэм? - Он обнял ее одной рукой, прижал к себе и искусно выпустил колечко дыма.
- Ты самый крутой босс в мире.
Глава 28
Кингсли проснулся один в своей постели. Сэм уже ушла. Она оставила его рубашку на кровати вместе с запиской. Он развернул листок и прочел ее.
Кинг, я не люблю тебя и ухожу. У меня появилась мысль во время вчерашнего разговора, и я хочу проверить ее. Я могла бы кое о чем поговорить с Фуллером.
Люблю,
Сэм.
P.S. Ты выглядишь как маленький мальчик, когда спишь . Почти невинно. Я могла сделать компрометирующие фотографии.
P.P.S. Не забудь об игре сегодня в полдень.
P.P.P.S. Спасибо за травку.
Он перевернул листок, чтобы проверить нет ли еще постскриптумов.
Игра? Ах, да, у него сегодня игра. Матч-реванш с первым Пресвитерианином. Если он проиграет, Сорен убьет его, и Кингсли был совершенно уверен, что священник сделает это более качественно, чем те, кто пытался прикончить его в прошлый раз.
Когда он скатился с кровати, то почувствовал острую боль во всем теле. Несколько дней вне кровати Госпожи Фелиции пойдут ему на пользу. Он принял душ и переоделся в футбольную форму. В пятнадцать лет его вербовали в футбольный клуб «Пари Сен-Жермен», и вот он здесь, в костюме для игры в церковной лиге. Тем не менее, он зашнуровал бутсы и натянул футболку "Пресвятое Сердце" со своей фамилией на спине и номером восемь под ней. Даже буква Т в названии была в форме креста. Как эксцентрично.
- Почему ты выбрал для меня восьмой номер? - спросил Кингсли Сорена, когда тот вручал официальную форму.
- В библейском мистицизме восьмерка символизирует перерождение, новое начало и воскрешение Христа.
- Так вот почему я восьмерка? - Кингсли был тронут продуманностью.
- На самом деле, этот номер был единственным свободным между единицей и двадцатью.
- Я знаю семьдесят два разных способа убить человека, - ответил Кингсли Сорену. - Три из них предполагают использование футболок в качестве оружия.
Кингсли закончил одеваться и собрал волосы в хвост. Ему не нужны волосы на лице, пока он будет бегать по полю. Он направился к двери спальни, но остановился, услышав, что звонит его личный телефон. Только пять человек знали этот номер - Сорен, Блейз, его адвокат, Сэм и "друг" из полиции - и никто из них никогда не звонил ему по этому номеру без уважительной причины. Кроме Сорена.
Но это был не Сорен и не кто-то из его личной пятерки.
- Мистер Эдж?
- Кто это? - спросил Кингсли, мгновенно насторожившись.
- Это преподобный Джеймс Фуллер.
Кингсли напрягся, его хватка на трубке усилилась.
- Откуда у вас этот номер? - спросил Кингсли.
- Не важно. Он есть. И я использую его, чтобы пригласить вас в мой офис, сегодня. Думаю, нам стоит поговорить.
- Сегодня я занят, - ответил Кингсли.
- Ох, да, соккер.
- Футбол, - спокойно ответил Кингсли, стараясь не выдать своего удивления тем, что Фуллер так много о нем знает. - Я француз. Это футбол.
- Вы сейчас в Америке, мистер Эдж. Здесь мы ведем дела иначе. Когда мужчины спорят, они смотрят друг другу в глаза.
- Ну, я наполовину американец. Я могу мельком посмотреть вам в глаза.
- Хорошо. Сейчас я в офисе. Уверен, у вас есть адрес в Стэмфорде. Приходите. Я не отниму у вас много времени. Вы даже не опоздаете на вашу игру.
Фуллер повесил трубку, прежде чем Кингсли успел ответить. Хорошо, что Стэмфорд был по пути в Уэйкфилд.
***
Когда он приехал, Кингсли вошел через боковую дверь и поднялся по пожарной лестнице. Он не хотел быть замеченным секретарями и охранниками. Он быстро нашел угловой кабинет Фуллера. Дверь была открыта, но в кабинете никого не было. Кингсли воспользовался моментом, чтобы осмотреться. Кабинет Фуллера был в два раза больше кабинета Кингсли. Генеральному директору было бы уютно в таком помещении. Кожаные диваны, кожаное кресло у стола, стол размером с лодку. Окна во всю стену, выставленные на обозрение награды, письма похвалы и благодарности "Преподобному Фуллеру и миссис Фуллер" в рамках. И в углу кабинета клюшки для гольфа. Безусловно.
Кингсли посмотрел на книги на полках и заметил их плотные переплеты и блестящие обложки. Кожаные тома скорее всего были для красоты, нежели для чтения или исследований. Он изучал фотографии в рамках на стене. Даже у них были медные таблички с надписями о триумфах Фуллера. На одной фотографии было запечатлено, как в 1990 году он возрождал веру перед десятитысячной толпой. На другой он с почтением молился у Могилы Неизвестного Солдата в Вашингтоне. Прекрасная хорошо поставленная фотосессия. На другой фотографии он и его жена стояли с двумя дюжинами подростков "Джеймс и Люси Фуллер в Первой церкви БГП, Хатфорд 1983". Все на фотографии, подростки и взрослые, прижимали Библию к груди и широко улыбались. Их глаза были прикованы к камере, придавая всему происходящему вид жутковатого сходства. Люси Фуллер положила руку на плечо симпатичной темноволосой девушке рядом с ней. Джеймс Фуллер обнимал рядом стоящего мальчика. Идеальное изображение христианской любви.