– Так что с Барбарой?
– В санитарной машине ты пришел в сознание и сумел сообщить Миллз, кто в тебя стрелял. Она арестовала Барбару через два часа.
Голос Джин стих, она отвела взгляд.
– В чем дело? – Я знал: было что-то еще.
– Она обедала в местном клубе, как пи в чем не бывало. – Ее рука накрыла мою руку. – Мне жаль, Ворк.
– Что еще? – Мне необходимо было перейти к следующему. Я представил мою жену так ясно – потягивающей белое вино с наклеенной на лицо фальшивой улыбкой. Обед с девочками.
– Они нашли оружие в вашем доме, спрятанное на цокольном этаже вместе со значительной суммой денег и драгоценностями мамы.
– Надеюсь, Миллз не подумает, что это я положил их туда и выстрелил в себя. – Я не мог удержать горечь в своем голосе.
– Она чувствует себя ужасно, Ворк. Миллз была здесь много раз и не боится признать свою ошибку. Она хотела, чтобы я сказала тебе: она сожалеет об этом.
– Миллз сказала это?
– И оставила кое-что для тебя. – Джин встала и прошла через комнату.
– Когда она возвратилась, в руках у нее была стопка газет.
– Больше всего местных. Некоторые из Шарлотт. Ты хорошо выглядишь на снимке. Миллз даже принесла публичное извинение. – Она взяла верхнюю газету в стопке. Я увидел фотографию Барбары, которую выводили из полицейской патрульной машины. Она была в наручниках и пыталась спрятать лицо от камеры.
– Положи их вниз, – попросил я.
– О'кей. – Она сложила газеты на полу возле кровати, и я закрыл глаза. Фотография Барбары всколыхнула во мне боль от ее предательства. Некоторое время я не мог говорить. Когда я наконец посмотрел на Джин, ее глаза были словно закрыты завесой, и мне было интересно, что она видела.
– Ты знаешь? – спросил я.
– О Барбаре и папе?
Я кивнул.
– Да, знаю. И не смей приносить извинения.
Я промолчал: что бы я ни сказал, это ничего не могло изменить. Теперь это стало частью нас, так же как цвет моих волос, который достался мне от него по наследству.
– Он был ужасным человеком, Джин.
– Но теперь он ушел, поэтому позволь положить этому конец.
Я согласился, хотя сознавал, что конца не будет. Его присутствие среди нас было, подобно запаху мертвого, но не погребенного.
– Хочешь еще льда? – спросила Джин.
– Было бы хорошо.
Она кормила меня льдом, и, когда ее руки появлялись передо мной, я видел свежие шрамы на запястьях, тугие и розовые, как будто кожа на венах была сильно натянута, чтобы лучше их защитить. С Джин мы никогда этого не делали, но я подумал, что, возможно, неплохо было бы нам помолиться.
– У меня все хорошо, – произнесла она, и я понял, что она поймала мой взгляд.
– Действительно?
Она улыбнулась и снова села.
– Ты продолжаешь спасать мне жизнь, – сказала она. – Значит, она должна представлять какую-то ценность.
– Не шути, Джин. Так не шутят.
Она вздохнула, отклонилась назад, и на мгновение мне показалось, что я вспугнул ее. Граница между нами была неопределенной, и я не хотел переступать через лее. Но в голосе Джин не было никакого негодования, и я понял, что она обо всем подумала и требовала от меня понимания.
– У меня ощущение, будто я иду через длинный темный туннель, – откликнулась она. – Если встать прямо, он уже не пугает, словно какая-то часть внутри меня освободилась. – Она сцепила руки и затем разжала их. – Трудно объяснить, – вздохнула она, но мне казалось, что я понял. Эзра ушел; возможно, это и было освобождением. Но в мои обязанности не входило устроить жизнь Джин. Она сама должна была это сделать, и, глядя на ее улыбку, я подумал, что истина у нее внутри.
– А как же Алекс? – спросил я.
– Мы уезжаем из Солсбери, – сообщила она. – Нам надо найти свое собственное место.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Глаза Джин были выразительными.
– У нас есть проблемы, как и у всех остальных, но мы пытаемся их решить.
– Я не хочу терять тебя, – сказал я.
– Мне кажется, что мы только нашли друг друга, Ворк. Алекс понимает это. И хотя ей не избежать проблем с людьми, она клянется, что для тебя будет делать исключение.
– Сможет ли она простить мне копание в ее прошлом?
– Она знает, почему ты это делал. Она уважает твои причины, но никогда не напоминай ей об этом.
– Так что у нас все о'кей?
– Где бы мы ни были, ты всегда будешь желанным гостем.
– Спасибо, Джин.
– Еще немного льда?
– Хорошо.
Она дала мне льда, и я почувствовал, как веки мои стали тяжелыми. Я закрыл глаза, пока Джин ходила по комнате, я почти забылся, когда услышал ее слова: