Джин знала, где хранилось оружие.
Барабан открылся со скрежетом: шесть ячеек, две из них пусты. Я увидел крошечные царапины, сделанные бойком взрывателя. «Такие маленькие метки, – думал я, касаясь их, – проделали такую большую дыру в моей вселенной». Я перевернул пистолет. Он был тяжелым и грязным. Я не сомневался, что пистолет выстрелит, если нажать на спусковой крючок. На мгновение я отчетливо представил себе это.
Я захлопнул барабан, и на какой-то момент реальность открытия ошеломила меня. Это был инструмент смерти моего отца, последний предмет, который он видел на земле. Мои пальцы обхватили твердый металл, я пытался представить глаза отца. Они были умоляющими? Выражали презрение? Или наконец в них появилась любовь? Чем прогневил он судьбу, что она заставила дочь использовать его собственное оружие против него? Взял ли он на себя ответственность или отказался даже в самом конце? Я водил пальцами по барабану, зная ответ, и это причиняло мне боль. Джин жила с его презрением – это было единственное чувство, которое у отца нашлось для нее.
Какой позор. Какой ужасный, гребаный позор.
Вдруг я почувствовал, что должен выйти из этого ада, подальше от крыс, запахов и воспоминаний. Следовало избавиться от оружия и просчитать свой следующий шаг. Но сначала нужно вытереть оружие носовым платком. Я открыл пистолет и протер его изнутри. Извлек все пули и вытер их тоже. Многих людей поджарили из-за того, что они не проделали такой работы. Потом я перезарядил пистолет и обернул тем же платком.
Если бы полицейские нашли меня с оружием, Джин была бы чиста. Хоть здесь я достиг бы чего-то, но этого было недостаточно, еще нет.
Напоследок я окинул взглядом это мрачное место, затем повернулся и стал уходить. Мне казалось, что я почувствую что-нибудь, но ничего не было, только эхо шагов, которые выводили меня на свежий воздух и под луну, осветившую все окрестности. И в том серебряном месте между откосами высоких берегов, которые походили на стены, мне захотелось стать на колени и вознести благодарность Господу – увы! Я продолжал карабкаться вверх, продираясь через шипы кустарника, пока не добрался до вершины туннеля и голос воды стал едва слышен, словно шепот.
Глава 21
Итак, это произошло. В моей руке было оружие убийства. Грязный, мокрый, в крови, я был напуган тем, что полицейские найдут меня, прежде чем я успею сделать то, что должен. Это было плохое место, чтобы оставаться здесь. Я еще не находился в розыске, но уже чувствовал петлю на шее и знал, что это только вопрос времени. Прошло пять дней с тех пор, как нашли тело моего отца, – целая жизнь, в течение которой я узнал кое-что о том, как и чем жил этот старик. Бывало, он говорил, что всем достаются змеи, которых надо убить, и мне казалось, что я понимаю смысл этого высказывания, Но человек не может убить своих змей, не открыв глаза, дабы увидеть их, – правда, о которой он забыл упомянуть.
Я стоял один на мосту в пяти милях от города. Солнце почти подошло к зениту, и я мог слышать шум реки. Я перегнулся через поручень, как будто желая получить от нее силу. Прощупывая пальцами пистолет, я думал о Джин, о том, каково это было ей нажать на курок, уйти, пытаясь справиться с проблемами. Я наконец понял ее состояние во время попыток самоубийства, и было жаль, что нельзя сейчас сообщить ей об этом. То, что прежде казалось безумным, теперь приобрело точный смысл. Забвение. Облегчение. В конце концов, что мне было терять? Карьеру, о которой я так беспокоился? Семью? Ответную любовь женщины, которую любил? Только невыносимую близость Ванессы и веру в то, что это могло быть чем-то потрясающим.
Если и оставался у меня кто-то, то это Джин. Она была последней из всего моего семейства, и в этом одиночестве я мог сделать что-нибудь хорошее для нее. Убей я сам себя здесь этим оружием, и они обвинили бы меня в смерти Эзры. Дело закрыли бы. Возможно, тогда Джин смогла бы обрести какое-то умиротворение, оставив Солсбери и уехав в то место, где призраки одних утраченных любимых посещали бы других, но не ее. Смог бы я сделать то же самое, случись подобное с Ванессой?
Но такое никогда не случилось бы. Ванесса шла дальше, и так правильно. Тогда к черту все это! Одно мгновение храбрости.
Я взвел курок пистолета, и в его звуке была завершенность.
Неужели я приехал сюда, чтобы сделать это? Нет. Я приехал, чтобы выбросить в канаву оружие, увериться, что его никогда не найдут и не смогут использовать против Джин. Мысль о заключительном действии казалась правильной. Одно мгновение, возможно, вспышка боли – и Джин была бы свободна. В конце Миллз получила бы фунт ее плоти и мою жизнь.