Легко представить себе мир еще не законченной картиной, а не застывшим полотном, но бывают времена, мой друг…
Бывают времена.
И сейчас, когда тысячи подданных Обальда расположились у каждой двери Мифрил Халла, как раз наступило такое время. В душе я не желаю ничего другого, как снова попытать счастья в поединке с королем орков, снова получить возможность проткнуть мечом его желтовато-серую шкуру. Я хочу согнать самоуверенную усмешку с его уродливого лица, смыть ее потоком его собственной крови. Я хочу заставить его страдать — страдать за Низины и все другие города, разоренные нашествием орков. Я хочу, чтобы он почувствовал боль, причиненную орками Шаудре Звездноясной, Дагне, и Дагнаббиту, и всем дворфам, и не только дворфам, павшим на полях развязанной им войны.
Сможет ли Кэтти-бри уверенно ходить? Это еще одна вина Обальда.
И поэтому я проклинаю его имя и с радостью вспоминаю моменты отмщения, осуществленного Инновиндиль, Тарафиэлем и мной, когда мы уничтожали спутников злобного короля орков. Ответный удар по вторгшемуся врагу безусловно доставляет немалое облегчение.
Этого я не могу отрицать.
И все же в моменты размышлений, когда я сижу на горном склоне и оглядываюсь на все, что совершил Обальд, моя уверенность исчезает.
Кроме того, я испытываю страх.
Он пришел во главе армии и принес боль и страдания многим людям в землях, которые я считаю своим домом. Но армия остановилась — по крайней мере пока, и, по всей видимости, Обальду нужна не только победа и военная добыча.
Неужели он пытается приобщить свой народ к цивилизации?
Возможно ли, что мы стали свидетелями величайшей перемены в природе народа орков? Возможно ли, что Обальд первым, не важно, желая этого или нет, создал ситуацию, при которой интересы орков и интересы всех других народов этого региона могут совпасть и перерасти в нормальные отношения, к обоюдной выгоде?
Возможно ли это? Или это немыслимо?
Неужели я, допуская подобное предположение, предаю погибших?
Или павшие возрадуются, если я, если все мы — орки и дворфы, люди и эльфы — отыщем общие интересы, чтобы открыть начало эры великого мира?
С незапамятных времен, о которых не помнят даже самые старые эльфы, орки всегда воевали с «хорошими» народами. И после всех побед — а их было великое множество, — после всех жертв стали ли орки менее многочисленным племенем, чем тысячу лет назад?
Мне кажется, нет, и в этом кроется корень неразрешимого конфликта. Неужели мы обречены бесконечно, поколение за поколением, повторять эти войны? Неужели мы — эльфы и люди, дворфы и орки — оставим своим потомкам все те же страдания, все ту же боль плоти, пронзаемой сталью?
Я не знаю.
И все же я ничего так страстно не жажду, как погрузить свой клинок между ребер Обальда Многострельного, насладиться гримасой агонии на его разорванных клыками губах, увидеть, как гаснет свет в его желтых, налитых кровью глазах.
Но что скажут о короле Обальде историки? Станет ли он для них орком, который наконец нарушил цепочку непрерывных войн? Станет ли он, намеренно или нет, вожаком, выводящим орков на новый путь к лучшей жизни, по которому они — сначала, конечно, неохотно — пойдут к более грандиозным достижениям, чем можно завоевать остриями копий?
Я не знаю.
И в этом мое мучение.
Я надеюсь, что мы стоим на пороге великой эры, что в природе орков имеется светлая искра, есть мечты и стремления, аналогичные тем, что ведут вперед эльфов, дворфов, людей, хафлингов и многих других. Я слышал, что одна мечта является общей для всех народов мира: оставить потомкам в наследство лучшую жизнь, чем наша.
Есть ли эта мечта в природе и характере гоблинов? Или Нойхейм, этот самый необычный раб-гоблин, которого я знал, был просто исключением из правил?
Кто такой Обальд: провидец или лицемер?
Стремится ли он к прогрессу народа орков или обманывает таких глупцов, как я, спасающих жизни его подданных?
И поскольку я признаюсь, что не знаю, я должен сделать паузу. Если я уступлю мстительным порывам своего сердца, как отнесутся к Дзирту До'Урдену историки?
Встану ли я в один ряд с теми героями прошлого, кто помогал отражать атаки орков, чьи имена хранятся в благоговейной памяти потомков? А если Обальд прокладывает для орков путь вперед, не к завоеваниям, но к цивилизации, и падет от моей руки, то историки могут не увидеть тех возможностей, что открываются моему мысленному взору.
Возможно, это эксперимент. Возможно, это грандиозный шаг по пути, которым следует идти.
И возможно, я не прав, и Обальд жаждет только расширения своих владений и крови, а в орках нет ни капли склонности к общественной жизни, нет другого стремления к лучшей жизни, кроме завоевания земель своих вечных, смертельных врагов.
Но я делаю паузу.
И я жду и наблюдаю, но не отвожу рук от рукоятей своих мечей.
Дзирт До'Урден
Глава 1
Гордость и практичность
В тот самый день, когда Дзирт и Инновиндиль отправились на восток в поисках тела Эллифейн, Кэтти-бри и Вульфгар переправились через Сарбрин по следам пропавшей дочери Вульфгара. Однако их путешествие продлилось всего пару дней, а потом ледяной ветер и потемневшие небеса, сулившие ужасный зимний шторм, вынудили их повернуть обратно. Из-за раненой ноги Кэтти-бри они не могли двигаться достаточно быстро, чтобы обогнать надвигавшийся фронт, и Вульфгар решил приостановить поиски. По всей вероятности, Кэлси была в безопасности, и он рассчитывал, что ее след не успеет потеряться из-за этой задержки, поскольку в холодное время года путешествия на всем протяжении Серебряных Земель почти полностью прекращались. Несмотря на возражения Кэтти-бри, они снова пересекли Сарбрин и вернулись в Мифрил Халл.
Вскоре после их возвращения тот же самый штормовой фронт чуть не уничтожил паром; дни проходили за днями, а судно так и оставалось у причала. Глубокая зима сковала земли, и до весны оставалось немногим меньше, чем прошло времени с осени. Начался Год Неистовой Магии.
Пронизывающий холод, казалось, навсегда поселился в поврежденном бедре и ноге Кэтти-бри, и она не замечала никаких признаков улучшения своего состояния. Она могла передвигаться при помощи костыля, но даже с этой опорой боль при каждом шаге заставляла ее морщиться. И все же она не хотела садиться в кресло на колесах, какое дворфы изготовили для искалеченного Банака Браунавила, и тем более не желала слышать об изобретении Нанфудла — комфортабельном паланкине с четырьмя добровольными носильщиками-дворфами. Несмотря на все свое упрямство, она была вынуждена признать, что раненая нога, по крайней мере пока, не слишком хорошо поддерживает ее тело, и Кэтти-бри продолжала пользоваться костылем.
В последние несколько дней она постоянно бродила по восточным окраинам Мифрил Халла, по залам, примыкавшим к ущелью Гарумна, и расспрашивала всех об орках, окопавшихся снаружи, в Долине Хранителя, и о Дзирте, которого не так давно заметили с восточного наблюдательного пункта, когда дроу вместе с Инновиндиль из Лунного Леса на пегасе пролетал над рекой Сарбрин.
Дзирт покинул Мифрил Халл с благословения Кэтти-бри всего несколько десятков дней назад, но длинными зимними ночами она уже сильно тосковала по дроу. Она удивилась, узнав, что Дзирт, не возвращаясь в Мифрил Халл после путешествия на запад, отправился дальше, но доверяла своему другу. Если Дзирт решил посетить Лунный Лес, значит, на то имелась веская причина.