— Я сказал закрой рот!!! И так тошно, перед этакой оравой бравую речь нужно толкать… А я ведь не Пастырь, не грёбанный староста и прочий любитель слова подбирать…
По поводу предстоящего выступления необразованный гном и в самом деле волновался едва ли не больше, чем о грядущем кровопролитии.
— Так, ничего взять не забыл… Карта у меня… А в жопу всё, давай начинать! Терпеть не могу ожидание!
Разношёрстная толпа заполонила чуть ли не половину главной площади Квартала, представляя собой зрелище одновременно и жалкое, и пугающее. Сопротивление, ещё пару недель назад состоявшее из горстки презираемых большинством вымогателей-дебоширов, разрослось до размеров немаленькой армии.
Здесь присутствовали голодранцы всех мастей: от отъявленных головорезов, без лишних раздумий берущих силой то, что им требуется, до тревожно озирающихся потерянных гномов, с малых лет привыкших послушно исполнять всё, что им скажут. Любители выпивки и ответственные главы семейств. Молодые юнцы с едва проклёвывающейся бородкой и деды с седыми жидкими волосами. Не хватало только женщин, детей, да совсем уж дряхлеющих стариков.
Хотя на базе Сопротивления представительницы прекрасного пола имелись. Правда, их было немного. Ровно столько, чтобы готовить еду, да перевязать очередного бедолагу, поранившегося во время учений. Ну и удовлетворить похоть особо агрессивных самцов.
Собравшийся на площади народец разбрелся кто куда, пара гномов даже уселась на колодки, уныло пустующие посреди площади. Восседая на орудии казни двое знакомых беззаботно болтали ногами, обсуждая свои насущные тяготы, словно никакой вооружённой толпы вокруг не было и в помине.
Большинство же гномов теснилось друг к дружке, стоя отдельными кучками и сторонясь новоиспечённых командиров, связываться с коими лишний раз никому не хотелось. Те же, напротив, по-хозяйски смотрели на окружающих, всем своим видом демонстрируя внезапно обретённую власть. То, что власть эта приобретена лишь вследствие чудовищного стечения обстоятельств, «лидеров» ни капли не беспокоило.
Неизвестный философ давно минувшей эпохи сказал:
«Война всё переворачивает с ног на голову. Бразды правления переходят в руки самых жестоких, самых безнравственных и отчаянных. Ничтожества, что при нормальном общественном порядке обитали в самом низу социального дна, оказываются возвышены. Умудрённые же опытом светлые головы летят с плеч.
Общепринятые нормы морали, прививаемые воспитанием правила поведения — забываются, лишь право сильного в почёте и уважении. Тотальное превосходство и торжество необузданных инстинктов над разумом!
Результат сего один и тот же во все времена. Горы трупов и разрушенные судьбы чудом уцелевших ребят.
Через несколько поколений всё повторяется сызнова…».
К несчастью, никто из собравшихся на площади гномов над подобными премудростями никогда не задумывался.
При появлении Дорки в сопровождении эскорта ближайших подручных, народная масса пришла в движение. Гномы подтягивались к эшафоту в центре площади, желая услышать, для чего их согнали сюда будто скот. Некоторые, конечно, уже догадались, что вести их собираются не иначе, как на убой. Дюжина гномов попыталась было удрать, воспользовавшись кратковременной сумятицей, но волшебным образом в задних рядах сплошняком оказались те, кто полностью разделял идеологию Сопротивления. Полученные тумаки весьма красноречиво дали понять как неудачливым дезертирам, так и всем остальным о нецелесообразности самоуправства в нынешних обстоятельствах.
Дорки уверенным шагом поднялся на эшафот. Широко расставив ноги и скрестив руки на гордо выпяченной груди, глава народного ополчения обводил собравшихся взглядом, в коем читался вызов всем и каждому.
Отдельные шепотки и переговоры между скучившимися в ожидании речи гномами постепенно затихли. Пару раз кто-то пытался было прокашляться, но тут же смолкал, не иначе как получив тычок в бок.
За лидером Сопротивления высился огромный детина, головы на две выше любого взрослого мужика. Здоровяк безучастно взирал с высоты на толпу, почесывая коротко стриженную квадратную бороду. Чудь поодаль пристроился крайне упитанный для теперешнего голодного времени гном. Толстяк нервно потирал ладошки и переминался с ноги на ногу, то и дело косясь на тележку, накрытую мешковиной.
Дорки продолжал неподвижно стоять, храня гробовое молчание. Напряжение с каждой минутой усиливалось. Вновь послышался и вновь затих шёпот. Гномы вытягивали шеи, вставали на цыпочки, пытались протолкнуться вперёд в тщетной попытке понять, что происходит. Жирдяй рядом с Дорки уже не просто нервничал, а исходил седьмым потом, с тревогой глядя то на толпу, то на затылок гнома перед собой, забыв даже про свою драгоценную телегу с неведомым содержимым. Переросток увлечённо ковырялся в носу. На всей площади он был единственный, кого совершенно не тревожила ситуация.
Вожак Сопротивления сделал глубокий вздох:
— Чернь!
Звучное и крайне нелицеприятное обращение застало столпившихся гномов врасплох. Дорки выдержал паузу, его взгляд по-прежнему был направлен прямо на лица смутившихся обывателей подземных трущоб:
— Чернь. Так они называют всех нас. Я говорю ОНИ, подразумевая власть гребущих: законнорожденных, Короля и свиту его лизоблюдов. Всех тех, кто не желает считаться со своими собратьями, считаться с простым народом! Для кого мы не более чем расходный материал, дешёвая, а то и вовсе бесплатная рабочая сила! Кто вытирает ноги о нас каждый день, полагая, что иначе и быть не может! Полагая, что имеет на это полное право!!!
— Посадить их на кол! — выкрикнули из гурьбы снизу.
Дорки повелительным жестом поднял вверх руку, призывая к молчанию:
— Друзья мои, не стану обманывать вас, в истории я не силен. Мне не дали возможности постичь науки и ремесло. Как не дали и вам. Но я знаю, знаю без тени сомнения — такое положение вещей было отнюдь не всегда!
Гномий род славился равноправием, остальные расы завидовали нашей непредвзятости, отсутствию классовых барьеров для молодых и способных. Каждый мог достичь вершин в избранном им искусстве! Неважно кто, сын короля или дворника, если руки растут из нужного места, а разум чист и открыт для познания — гном имел все возможности для саморазвития!
Именно за счёт этого, наш род, несмотря на малочисленность, конкурировал с плодовитыми людьми. С безгранично талантливыми, но вознёсшимися в гордыне своей эльфами. С безмозглыми, но сильными и бесстрашными орками.
Да, никого из них ныне не стало. Но означает ли это, что мы должны забыть наше славное прошлое? Отринуть нашу вековую историю и традиции, что передавались из поколения в поколение?!
Нет! Мы не имеем морального права, не можем позволить горстке узурпаторов разрушить наше достояние, нашу культуру, наши славу и честь! Превратить народ в послушное безвольное стадо, лишить молодежь всякой возможности кроме служения власть гребущим…
Страдальчески зажмурившись, Дорки запрокинул голову вверх. На устах гримасой застыла горькая усмешка:
— Друзья, вы только задумайтесь, именно на наших с вами плечах зиждется весь Оплот! На костях НАШИХ предков построен город, что стал последним прибежищем и домом для всех! А значит, мы имеем право жить не хуже, чем гады, присвоившие себе всеобщие блага и ресурсы! Что они сделали такого особенного? А?! Да, ничего! Ничего!!!
Мы живём хуже собакоморд, коих держат у себя богатые власть гребущие! Наши дома ветшают и не ремонтируются. Дети не получают образования. Целители не заботятся о наших больных. Старики тихо дохнут, не нужные никому! Вы все знаете это не хуже меня, видите сплошь и рядом вокруг каждый день.
Но и того богачам было мало! Теперь они решили, что даже испорченную еду не стоит тратить на таких убогих как мы! Видать дорого им обходимся, как я слышал, «не вписываемся в бюдежет». Да в рот я имел ихний сраный «бюдежет»!!!
Из пасти выступавшего во все стороны брызгали слюни, похоже, произносящий речь гном вошёл в раж.
— Как вам подобное положение дел: «Не служишь в доме законнорожденного? Не сторожишь драного Короля? Так нахрен ты вообще такой нужен, какой с тебя прок?!»
Пффф, в самом деле, глупость этакая, выделять продукты для черни. Пусть жрут друг дружку, мы ведь не гномы, мы звери! Просто дикие, безмозглые звери. Вот за кого держат нас наши «добрые благодетели».