Последние слова Леха послужили спусковым механизмом, на Кларка бросились сразу всем скопом, валя на пол, пиная и топча ногами.
— Стойте, стойте! — отпихивая от Кларка увлёкшихся избиением товарищей, взывал молодой гном с располосованной вдоль и поперёк физиономией. — Хочу отомстить этой гниде!
Добившись, в конце концов, своего, уродец низко наклонился к поверженному. Голос порезанного выродка то и дело срывался на визг:
— Ты ответишь, сука! Ответишь за то, что искромсал моё лицо!!! Парни, держите гада покрепче!
Силой оторвав прижатые к голове руки, подонки, заливаясь грубым смехом, растянули несчастного на полу. Подхватив утерянный в бою топорик законнорожденного, головорез с изуродованной мордой нацелился на левую кисть удерживаемого тремя мерзавцами гнома.
— Ты ведь у нас настоящий акробат и жонглёр, правда? Посмотрим, как ты теперь поиграешься!
С мерзким хрустом топор резко опустился на руку дико завопившего и задёргавшегося от невыносимой боли юноши. Быстро нанеся ещё два удара, жестоко улыбающийся ублюдок поднёс к лицу Кларка оторванную кисть:
— Смотри, вот это твоя ручка. Взгляни, нет, ты только погляди, какая она красивая! Ловкая, умелая. А сейчас ручка будет прощаться с тобой. Ручка, скажи хозяину «до свидания»! — бандит помахал отрубленной пятернёй перед лицом Кларка, после чего презрительно отшвырнул изувеченную конечность. — Теперь займемся правой рукой…
— Зерк, прекрати! Ни к чему такие зверства, — нежданно-негаданно побледневший Лех выглядел так, будто его сейчас вырвет.
— Хватит? Ты говоришь с него хватит?! Посмотри, что он сделал с моим лицом! Посмотри!!!
— Ты девочка что ль, о своей роже так плакаться?! Подумаешь, горе какое, разукрасили мордаху немножко. Будет чем перед тёлками хвастаться! — поддержал Леха другой головорез из бывалых.
— Я девка?! За базаром следи, тварь, а то и тебя, сука, уделаю! — пропищал Зерк и замахнулся вновь, на сей раз метя в правую руку, распяленного на полу Кларка. — Получай рукожоп!
Вторая кисть отлетела в сторону уже после двух прицельных ударов.
Кларк рыдал и вопил, корчась от чудовищной боли, беспомощности и глухого отчаяния. Зерк поднял голову искалеченного гнома за волосы, демонстрируя окровавленное лезвие топора:
— Видишь, что бывает с теми, кто обижает Зерка? Запомни, это ещё не конец, а лишь начало твоих мучений. Только начало…
— Да отцепись ты уже от него! — Лех за шкирятник отпихнул обезумевшего от жажды мести гнома в сторону. — Ты что, совсем озверел долбанутый?!
Праотец милостивый, с какими дегенератами я связался… — пробурчал уже тише, всё ещё бледный торгаш. — Обыскать дом! А с тобой Зерк мы побеседуем позже, будь уверен.
— Жду не дождусь, — осклабился забрызганный с ног до головы кровью маньяк.
Связанный Скалозуб неловко поёжился, будучи не в силах хоть как-то утешить дрожащего всем телом Кларка. Баюкающий туго забинтованные культи гном безвольно лежал у него на коленях. То и дело всхлипывая и тихо поскуливая, последний герой вперился взглядом в обрубки на месте рук, будто не в силах поверить в свершившееся. Словно надеясь, что это не правда, это не с ним. Привидевшийся кошмар, чудовищное недоразумение, галлюцинация! Реальность, однако, безжалостно рассеивала надежды и не оставляла сомнений в постигшем гнома несчастье.
Порывавшийся заняться ранами друзей Пастырь теперь неподвижно сидел, прислонившись к стене и уронив на грудь голову. Сочащаяся из раны ярко-алая кровь жутко контрастировала с белоснежными кудряшками обмякшего старика. «Успокоивший» пророка подонок самодовольно лыбился, сидя на корточках в паре шагов от побитых противников. Поигрывая пущенной в ход дубинкой, мерзавец пристально вглядывался в лица беззащитных пленников, выжидая малейшего повода, дабы вновь окучить кого-нибудь по голове.
Бойл по-прежнему не приходил в себя, в минувшей битве неоднократно получив тяжёлым предметом по кумполу. Лишь регулярно вздымающаяся грудь молчуна свидетельствовала о том, что юный гном ещё не отправился на «последнюю встречу» — свидание с Праотцом, коего в конечном итоге не избежать никому.
Рядом с лежавшим без сознания домочадцем скрючился Фомлин. Поджавший коленки к груди, затравлено озирающийся, без единого живого места на теле, хозяин дома сейчас мало чем походил на властного и уверенного в себе лидера, привыкшего командовать и руководить целым Кварталом.
Наименее пострадавшие в кровавой сече налётчики рассредоточились по дому, осматривая владения старосты.
— Лех! Тут наверху какой-то старик! Что с ним делать?
— Тащите его сюда, идиоты!
— Но он едва живой!
— Да мне насрать! Несите к остальным его, живо!
Голос Леха срывался, а сам он нервно и резко поддёргивался, отчего по жирному телу пробегали самые настоящие волны. Несмотря на одержанную победу, бывший торгаш отнюдь не выглядел довольным итогом кровопролития. Возможно виной тому была внушительная куча трупов, явно превосходившая скромную численность защитников дома. Ещё больше бойцов Сопротивления как могли зализывали раны, злобно посматривая на прижавшихся друг к дружке пленников. От немедленной расправы над безоружными гномами головорезов, очевидно, сдерживало лишь строжайшее указание Леха. Ну и вид крайне озабоченного своей ногой дурачка-переростка, подчиняющегося по научению Дорки толстому воеводе.
Чувствуя нарастающее напряжение, Лех обливался потом, но по какой-то неведомой причине стоял на своём, не желая даже слушать изощрённые предложения проучить преданных сторонников старосты. К сожалению, пример Зерка вызывал отторжение далеко не у всех из присутствующих, хотя многие из громил постарше посматривали на чрезмерно фантазирующих товарищей весьма косо. Шаткий паритет интересов не позволял Леху покинуть свой пост, несмотря на призывные возгласы отправившихся исследовать полутёмный двор лиходеев.
Двое верзил, недовольно ворча нечто малопристойное, приволокли со второго этажа удивленно хлопающего глазами Хиггинса. Не шибко церемонясь, полуживого старца бросили на пол рядом с остальными товарищами.
Тяжелобольной, неудачно плюхнувшись на жёсткое покрытие пола, так и остался лежать, распластавшись лицом вниз, будучи не в силах перевернуться и принять более удобное положение. Один из гномов принялся с нездоровым энтузиазмом тыкать неподвижное тело носком сапога, будто желая убедиться, что дед ещё не испустил дух.
Пастырь с трудом приподнял голову, некоторое время смотрел на издевательство над близким другом, пожевал разбитыми губами, но вслух не произнёс ничего.
— Паршивые сволочи, оставьте старца в покое! — не выдержал глумления над беспомощным учителем Скалозуб.
Сидящий на корточках отморозок, огревший дубиной Пастыря, мгновенно встрепенулся, но цыкнувший Лех так же быстро осадил пыл излишне рьяного «блюстителя спокойствия и порядка»:
— Безбородого не трожь! Приказ Дорки. Для него предусмотрена особая участь…
От слов Леха повеяло холодом, но отчаявшийся Скалозуб искренне верил, что терять ему больше нечего:
— Значит так вы боритесь за свободу, да? — связанный гном отважно смотрел в глаза собравшимся в холе бойцам Сопротивления.
— Заткни свою пасть!
— Не вякай, законновысерок, хуже будет.
— Давайте проучим его прямо здесь и сейчас!
Лех угрожающе поднял вверх свою дубину. Предупреждение, правда, было адресовано не столь Скалозубу, сколько жаждущим скорого самосуда бандитам.
Усмехнувшись, Скалозуб продолжил:
— Это вы называете честью? Сие, по-вашему, есть справедливость?! Ударить беззащитного Дедушку… Пинать ногами захворавшего старика… Браво! Вы истинные герои отечества! Настоящие смельчаки!
— Я тебе сейчас не только бороду, но и язык отрежу!
— Не тебе, власть гребущему, нас судить.
— Шёл бы ты вертикально вверх со своими суждениями!
— Посмотри, Лех, с какими подонками ты связался, на чью сторону встал! — торговец вздрогнул, поняв, что Скалозуб обращается лично к нему. — Я знаю, что двигало тобой, Лех, знаю. Я и сам был точно таким же.
Жажда. Жажда всё большей и большей власти, богатства и удовольствий. Неуёмная алчность, что точит невыносимо каждый день изнутри. Желание хапать новые блага вновь и вновь. Брать-брать-брать! Ни с кем никогда не делиться. Обманывать по-чёрному ради любой, пусть даже самой крохотной, самой ничтожнейшей выгоды! Ненасытная жадность… и страх. Боязнь потерять имеющееся. Опасение упустить выгодные возможности.