Мы на них по очереди дуем. А упрямая краска не сохнет. Обидно, если размажется.
- Понесем в руках,- предлагает Лидочка.
Мы идем в райком комсомола. Идем к Наташе.
Перешли Садовое кольцо. Вот он, в зелени, веселенький, аккуратный, словно тортик, райком.
- Значит, так,- останавливается Лева.- Сначала вытрем ноги, а потом всем скажем «здравствуйте!».
- А потом?
- Ну, а потом отдадим билеты, и все. -' Не отдадим, а вручим.
- А как это - вручим?
Стоим, переглядываемся: ни мы, ни нам еще никто никогда ничего не вручал. Мишка говорит:
- Пусть один выйдет вперед, а мы все позади. И пусть он скажет: «Дорогая Наташа…»
- А мы что будем делать?
- А мы? Ну, наверное, улыбаться…
- Как?
- Ну, как Джоконда,- предполагает Женька. Меня просто зло берет:
- Да ну вас, с вашей Джокондой. Скажем просто: «Мы построили киноаппарат. Приходите, посмотрите». И чего тут выдумывать?
- Нет, так просто нельзя. Надо, чтобы все было торжественно. Вот как по радио: «Рапортуем вам и рады доложить, товарищ Сталин…»
Ну уж, если так, тогда, конечно. Идем. Славик спрашивает:
- Мне тоже можно?
Входим в райком. Я коврик ищу. Меня в спину подталкивают. А коврика нет. Тех ребят в коридоре, что в комсомол принимали, - тоже нет. Одно все время вертится: надо вручать билет, надо рапортовать… А как это делается?
- Ну, Алешка,- это толкает Лидочка.- Ну, что ты? Вот и ручка в комнату Наташи. Сама дверь открылась, меня потащила:
- Здравствуйте!
Совсем рядом Наташа. В телефон что-то говорит.
- Здравствуйте,- топчемся мы.
Она нам кивает и опять в свой телефон. Ребята напирают. Я билеты протягиваю.
- Аппарат вот построили…
Она рукой знаки делает, нас приглашает садиться, торопится, на кого-то в трубку сердится:
- Есть же рисунки, картины… есть свои таланты, художники-строители… Почему негде выставить? Прямо на стройке… Ну, прямо на доме. Пусть все видят. Ничего, не размоет.
Она нам рукой показывает: мол, садитесь. И опять - в телефон.
Наконец положила трубку, а нас не видит. Встрепенулась и уже обращается к девушке напротив:
- Ну, Клава, все поняла?
Потом волосы пригладила и - к нам:
- Ну, что у вас, ребята?
Я ей билет подсовываю. Она читает и ничего не понимает.
- Так что же это?
- Ну, билет пригласительный.
- До свидания, Наташа,- это нам мешает Клава.- Я к ним поехала… Все поняла.
- Подожди, Клава, минуточку. Извините, ребята. Мы, конечно, извиняем.
- Ты им расскажи,- медленно, строго говорит Наташа,- про сегодняшний поезд. Расскажи, как детей из лагеря встречали…
Клава кивает:
- Все ясно, Наташа. Ну, я пошла.
За дверь взялась, нам, улыбаясь, кивнула и ушла.
Мне как- то обидно. Вот они сразу друг друга понимают. А мы все лето уткнулись в аппарат и ничего не знаем. Какой поезд? Какие дети из лагеря?
- Ну, садитесь, ребята,- приглашает Наташа. И сама вдруг смеется: -Да ведь вы уже сидите.
Наш пригласительный билет в руках вертит, говорит:
- Хорошо, хорошо, ребята. Молодцы.
А мне видно, что никак еще она не поймет, в чем дело. То на телефон поглядывает, то на дверь, где только что была Клава.
- Наташа,- решаюсь я,- какой поезд из лагеря? Какие
дети?
Она встает, ходит по комнате, ловко, сильно щелкает пальцами. Кто-то у меня за спиной так же пробует. Оглянулся: это Мишка. Смутился, руки в карманы.
- Так вот какой поезд,- садится Наташа и подпирает руками голову.- Вчера ребят из лагеря встречали. Вокзал.
Перрон. Мамаши толпятся. Поезд подходит. Мы около райкомовского знамени стоим. Рядом барабанщик, горнист. Ну, вся детвора с цветами, скорее из вагонов к родителям. Соскучились. Такой гвалт - ничего не разберешь. Все отряды перепутались.
Ну, конечно, целуются, смеются. И вдруг слышу: «Мама, кормили гадко. Скучища была страшная. Будили рано. Ни за что больше не поеду».
Смотрю, повис на шее у худой мамы толстый верзила. Ну, наверное, пятый-шестой класс. Вот как вы. А что мне было делать? - беспомощно разводит руками Наташа. - Вмешаться? А тут кругом цветы, ребята загаром хвастаются.
Наташа опять присела, задумалась, наш пригласительный билет в руках вертит.
- Сегодня в пятнадцатой школе интересный вечер будет. Комсомольцы собираются. Клава туда поехала.
- Это же наша школа, - довольные, переглядываемся мы.
- А какой вечер?
Наташа молчит, нас по очереди оглядывает. На дверь осторожно посмотрела, к нам придвинулась:
- Вот слушайте. Из фашистской Германии к нам тайно бежал революционер. И он будет сегодня выступать в пятнадцатой школе. Мы в зале свет погасим, чтобы никто его лица не увидел. И он будет рассказывать. А когда кончит, уйдет, мы опять свет зажжем. В общем, будет встреча комсомольцев в честь нового учебного года. Понятно? А остальное - тайна.
Я смотрю на Леву. Лева - на Мишку. Мишка - на Женьку, Женька - на Лидочку, а Славик - на всех сразу.
- Можно мне туда? - спрашивает Славик.- Я буду очень тихо. Я воды в рот наберу. Вот хотите - прямо из этого графина.
Наташа улыбается, Славика по голове треплет:
- Можно, Славик.
- А нам? Мы ведь не комсомольцы.
Она на часы смотрит, потом снова читает наш пригласительный билет.
- А как же кино?
- Ну, кино после вечера.
- После вечера я не смогу,- почему-то виновато говорит Наташа.- Меня ждут.
- Кто?
Наташа мнется, не отвечает.
Лидочка тихонько меня толкает. Я - Леву. Лева - Мишку. А Мишка - Женьку. Только Славик ничего не понял, головой вертит:
- А вы скажите, что с одним революционером в темноте встречались, и все.
Наташа отворачивается, ищет рукой телефон, потом в окно смотрит, пальцем по стеклу водит. Мне кажется, она беззвучно хохочет. Успокоилась. Повернулась к нам какая-то вся ясная, повеселевшая.
- Ну, ребята, пошли. А кино давайте на завтра.
ЗДРАВСТВУЙ, ШКОЛА!
Вот она, наша пятнадцатая школа. В Москве школ много. А вот наша - пятнадцатая - самая лучшая. Она старенькая. В ней раньше гимназия была. И нам рассказывали, что в революцию в этой школе бои были. То белые ее занимали, то красные. А вот теперь мы. Мишка, Лева, Женька, Лидочка, Славик и я. И еще Лариска. Ну, и Гога из дом пять.
Вошли в школу. Ой, какая она вдруг маленькая! У лестницы на полу большой плакат сохнет; «Добро пожаловать!» Над плакатом важные старшеклассники согнулись, подмазывают кисточками буквы, прищуриваются, покашливают.
Мы идем за Наташей в физкультурный зал. С ней все здороваются, все ее знают. Я вижу нашу учительницу по русскому и литературе Пелагею Васильевну. Еле удержался, чтоб не кинуться к ней. Спрятался за колонну. Еще скажет, что нам нельзя на этот вечер. Прошла мимо. Остановилась. С кем-то заговорила. Я на нее смотрю. Все такая же она, только одета по-другому. Добрая. И улыбается все так же.
В физкультурном зале одни старшеклассники. Наташа сразу потерялась, а нас в угол зажали и еще подозрительно осматривают. Все больше на Славика косятся.
- Ты почему здесь, шкет,- больно щелкает его по затылку длинный, лопоухий, весь в прыщах старшеклассник.- Мелюзге сейчас нельзя.
- Ему можно,- выручает Лидочка,- он сын директора школы.
Лопоухий пожал плечами, очень удивился:
- Я знаю его сына, мы с ним в одном классе. Это не тот.
- А этот недавно родился,- убеждает Лидочка.
Лопоухий отошел к своим товарищам, что-то им пошептал, и они все с интересом уставились на Славика. Потом лопоухий протиснулся к Славику, протянул ему перочинный ножичек.
- На, в подарок. Карандаш точить. Я не хотел тебя обидеть, мальчик. Стой, пожалуйста. А спросят дома, где взял, скажи - я подарил. Фамилии не надо, а наружность опиши.