Старуха поискала глазами, куда сплюнуть табак, который она жевала, но не нашла ничего подходящего, подошла к двери, что вела на улицу, высунулась, харкнула, после чего вернулась назад. Она взяла конверт, сложила его и сунула в нагрудный карман джинсовой рубахи. Повернувшись к мэру, она похлопала по карману здоровой рукой.
— Оплачу. Как же. Держи карман шире.
— Тогда мы подадим на тебя в суд.
— Валяй. Я прям испугалась. Я всех здешних судей знаю. Помню, как они еще пешком под стол ходили.
— А тюрьмы ты тоже не боишься?
Дора пожала плечами:
— В городе сейчас полно ребят с телевидения. Думаю, они будут рады меня послушать. Я ведь, если что, и приврать могу. Им вроде все равно. Главное, чтобы интересно было.
Мэр уперся руками в стойку и устремил на старуху полыхающий взгляд. От ярости он покраснел, как вареный рак.
— Слушай, ступай отсюда подобру-поздорову, пока я тебе не предъявил обвинение в преступном нарушении санитарно-гигиенических норм.
— Брехло ты жирное, — фыркнула Дора. — Это какие же нормы я нарушила?!
— Что-нибудь придумаю. Да я просто на тебя смотрю и уже звереть по новой начинаю. А теперь вон отсюда. Чего я ждал? Ты хоть раз вела себя как воспитанная женщина?
— Никуда я отсюда не пойду. Мэрию строили и на мои налоги.
Мэр уставился на старуху из-под узеньких очков для чтения и указал на дверь. Челюсти у него ходили ходуном.
— Вон, я сказал. — Градоначальник улыбнулся: — Я связался с налоговым управлением округа. Там мне сказали, что уже много лет от тебя ломаного гроша не видели. Изымем твое ранчо за долги и пустим с молотка. А потом я с огромным удовольствием погляжу, как тебя пинками погонят с твоей земли.
— Нет, ты скажи, кому я что худого сделала? — Дора остолбенела. Сжала здоровую руку в кулак. Тоже оперлась на стойку и уставилась на мэра. Сейчас их лица разделяло сантиметров десять, не больше.
— Широкой общественности, — парировал мэр. — Ну а про себя я вообще молчу.
— Да я в тебя просто дохлым койотом кинула! Да это вообще ни в какое сравнение не идет с тем, что творишь ты со своими дружками!
— Хватит нести херню, — оборвал ее градоначальник. — Ты нарушила закон. Совершила нелепый, безумный поступок. А я забочусь о том, чтобы у людей была крыша над головой и работа! Городу позарез нужен этот лыжный курорт.
— Обо мне ты не шибко что-то заботишься!
— Представь себе, забочусь, даже несмотря на то, что у тебя работы толком нет. Только ерундой какой-то занимаешься на своем ранчо! Ранчо, тоже мне! Свалка пополам с пустырем, вот и все ранчо! Кстати, рука у тебя выглядит просто ужасно. Вернулась бы ты лучше в больницу.
Я уже был готов и сам заехать мэру по морде, но тут Дора поднесла к его пухлому красному лицу сжатый кулак.
— Чуешь, чем пахнет, гнида? — прошипела она. — Нет у меня к тебе веры. Ни к тебе, ни к врачам.
Мэр тяжело вздохнул:
— Слушай, Дора, мы ведь как-то раньше с тобой общались по-человечески. Ну, ты всегда была резковатой, но все-таки прежде приличия соблюдала. Твоему мужу, упокой Господи его душу, сейчас было бы за тебя стыдно.
— Даже не смей заикаться о моем муже, — прищурилась Дора. — Не погань своим ртом его имя, сукин ты сын.
Мэр качнулся назад, будто бы опасаясь, что старуха вот-вот и вправду заедет ему кулаком по лицу. Он надул щеки, фыркнул, развернулся и скрылся в кабинете, хлопнув дверью.
Я вывел Дору на улицу, где мы и остановились. Я решил дать старухе возможность прийти в себя. Она подняла к небу взгляд и сокрушенно вздохнула.
— Не знаю, что делать, Стэн, — призналась она. — Мне крышка. Я разорена.
— Погоди, — произнес я. Мне очень хотелось ее хотя бы успокоить, если не приободрить. — Поглядим, что будет дальше. Ты, главное, сейчас остынь, приведи мысли в порядок, а потом пообщайся с кем-нибудь из финансового управления округа. Ты ведь знакома с доброй половиной людей в администрации. Я уверен, можно договориться об отсрочке… График выплат составить там…
Когда мы сели обратно в мой грузовичок, я опустил стекла, чтобы проветрить салон, и тут вспомнил о подарке Чаза.
— Что тут у тебя? Арахисовое масло? — осведомилась Дора, когда я протянул ей помятую коробку, заклеенную липкой лентой. Внутри перекатывалось что-то тяжелое. — Да что здесь? — Дора принялась отдирать скотч.
— Поклонник просил тебе передать, — промолвил я.
— Нету у меня в нашем городе поклонников, — нахмурилась Дора.
Когда старуха вынула тяжелую стеклянную банку из-под арахисового масла и увидела ее содержимое, она охнула так громко, что я аж испугался, решив, что сейчас у Доры случится сердечный приступ.