Оба замолчали, от удивления не в силах разговаривать дальше. Потом им помешали, а еще позже не нашлось подходящего случая, чтобы продолжить тему.
Однако после того, что сказал Давароден, Раладан еще больше пожалел о том, что судьбе было угодно, чтобы «Морской змей» никогда больше не зашел в Лонд.
Так или иначе, если даже не учитывать исчезновение Крагдоба, о котором говорил арбалетчик, им не хватило бы времени, чтобы искать кого бы то ни было где-то в Громбеларде. «Сейле» и ее команде приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. И главной проблемой Раладана являлась вовсе не судьба горных разбойников, но поиски Шара Ферена. И не было никакой уверенности в том, что им удастся найти именно этот Предмет за столь короткое время, которым они располагали.
«Я найду его, — обещал он, думая о той, кого был вынужден отдать в руки врага и кто значил для него больше, чем кто-либо на свете. — Я найду его, госпожа, будь уверена. Верь мне. Я добуду для тебя все, что только в состоянии добыть человек».
48
Та, которой были адресованы его обещания, находилась значительно ближе, чем он думал. В Роллайне, столице Дартана, всего в двухстах милях от моря, именовавшегося Пустым.
Самый большой, самый красивый и самый богатый город Шерера был одновременно местом нескончаемо порочным. Нигде человек не значил меньше, чем в Роллайне. Здесь имели вес лишь имена, титулы, дворцы и золото. Вокруг двора князя-представителя вращались все остальные дворы, вокруг них же в свою очередь — высокопоставленные семейства… Город утопал в роскоши и богатстве, жители его торговали всем, что имело в Роллайне какую-то ценность: мужчины продавали свои имена, покупая за них красоту женщин; женщины продавали свою красоту за дворцы; дворцы обменивались на титулы, те же — на золото. Весь Дартан трудился ради процветания этого города; хозяева деревень, разбросанных по всей провинции, лучшие свои резиденции имели в самой Роллайне.
Сюда прибывали люди со всех краев Шерера, и весьма разнообразные: виртуозы владения мечом — на турниры; купцы — с товаром, цена которого достигала здесь неслыханной высоты; разные нувориши, желающие приблизиться к великим этого мира; наемники, ищущие случая вступить в дартанскую гвардию, где служба была самой вольготной и вместе с тем самой высокооплачиваемой в империи; наконец, проститутки и воры.
В таком городе и оказалась Ридарета.
Ее необычная красота даже здесь привлекала внимание, но куда меньше, чем в каком-либо другом уголке Вечной империи. Красивых женщин в Роллайне хватало в избытке, дартанки не без причин славились своей красотой (но также, увы, и дурным характером). Безумие девушки тоже никого особо не волновало; из него сложно было извлечь деньги или использовать для карьеры. Предместье дартанской столицы не имело ничего общего с предместьем, скажем, гаррийской Дороны или Багбы, не говоря уже о Дране… Кого тут могло интересовать, не сбежавшая ли с любовником магнатка эта одноглазая красавица? Таких магнаток в предместьях видели десятками каждую ночь… Где-то ведь им приходилось добывать должности для мужей. Не в собственных же комнатах?
Торговец, хозяин дома, в котором Ридарета и ее опекуны заняли целый этаж, вовсе не имел никакого желания о чем-либо расспрашивать. Он сразу же понял, что его гости не жители Дартана. Так, очередные искатели счастья в Роллайне. Он взял с них деньги за полгода вперед, и немало. В деньгах он нуждался: дела зимой пошли хуже.
Ридарета редко покидала свою комнату, но не потому, что ей это запрещалось. Семена сказала Раладану правду (хотя, естественно, не всю): те трое, которые увезли Ридарету из Дороны, состояли в должности скорее ее опекунов, чем стражей. Ее всегда сопровождал кто-то из них, но ничего более страшного ей не приходилось терпеть.
Чего Раладан не знал, так это того, что Семене на самом деле было прекрасно известно, где в случае необходимости искать заложницу…
Ридарета не выходила из комнаты, поскольку предпочитала смотреться в зеркало.
Она стала еще прекраснее. Но вместе с тем окончательно лишилась рассудка. За месяц она не произнесла ни слова. Лишь иногда только что-то шептала своему отражению в хрустальной поверхности. Когда не смотрелась в зеркало — лежала в мягкой дартанской постели, уставившись в стену или в потолок.