— Ну и что с того, что он разбирается в картах? Ты тоже в них разбираешься, да и без карт справишься. Я сам видел, как ты вел корабль сквозь шторм, и он шел среди рифов, словно у него были собственные глаза. И будто бы ты букв не знаешь?!
Раладан молчал.
— Из старой команды мало кто остался, — продолжал Дороль, — а все эти новички не моряки, а одно название. Рапис еще мог держать их в узде, поскольку они его боялись и потому слушались. Но Тарес далеко не Рапис. — Он тяжело поднялся. — Надо его разбудить.
Широкими шагами боцман направился в сторону кормы. В коридоре он наткнулся на девушку. Увидев его, она быстро отступила к каюте, которую прежде занимал Эхаден. Ее испуг странным образом смягчил жесткое сердце моряка. Оказалось, что вместо того, чтобы забавляться с Таресом, она испуганно прячется по углам.
— Не бойся, малышка. — Мягкий тон не подходил к его хриплому басу, и слова, вопреки его намерениям, прозвучали как издевка. — Я не акула…
Однако она уже закрыла за собой дверь. Боцман пошел дальше и постучал в каюту капитана. Ему хотелось верить, что из-за двери послышится могучий голос Демона…
Но нет.
Он вошел внутрь. Тарес полулежал на столе, тихо похрапывая. Дороль потряс его за плечо.
— Уже утро, господин.
Офицер тут же проснулся и посмотрел на него почти осмысленным взором:
— Что?
— Утро, господин, — повторил боцман.
— Утро… — Тарес тряхнул головой и потер лицо.
Боцман продолжал стоять.
— Что там, Дороль?
— Плохо, господин. Все пьяны. Никого на вахте, никого на мачте. Сплошной бордель, а не корабль.
Тарес наморщил лоб.
— Хорошо, Дороль, мы за них возьмемся, — сказал он. — Возвращайся на палубу.
— Так точно, господин.
Боцман вышел, горько усмехаясь.
«Мы за них возьмемся…»
Никаких распоряжений не последовало.
Тарес погладил рукоять лежавшего на столе меча. Он прекрасно понимал, в какой ситуации оказался. Понимал лучше, чем мог догадываться Дороль.
Он был слишком слаб для того, чтобы удержать команду в подчинении, и знал об этом. Он мог выйти на палубу и отдать приказ ставить паруса. Он мог проложить курс и навести более или менее приемлемый порядок. Он был вторым помощником Раписа, и команда привыкла его слушаться. Но не более того.
Капитан не только командир. Он еще и судья… Теперь награждать и карать должен был Тарес. Он знал, что к подобному никто не отнесется всерьез. Лишь наказание, наложенное Раписом, могло быть справедливым. Лишь награды, полученные из рук Раписа, могли быть заслуженными.
А теперь наказывать должен был он. За беспорядок, за бардак на корабле, за своеволие, за пьянство… Если сейчас он пустит все на самотек, то с этих пор ему придется закрывать глаза на все и всегда — первый шаг в сторону полного упадка дисциплины. Потом они не станут слушать даже приказа ставить паруса. Будут грабить все, что удастся награбить, бессмысленно, дико… и найдут свой конец на реях какого-нибудь стражника. А до того дележ добычи будет происходить среди драк и убийств, он же ничего не сможет сказать, не то что сделать… Нет. Подобного допускать нельзя.
Но он не мог ничего предотвратить. Он был слишком слаб. Для них он был лишь вторым помощником капитана. И он знал, что останется им до конца дней своих, независимо от того, как будут его именовать. Останется человеком, ответственным за снабжение продовольствием, оружием и пресной водой. Не более того.
Время шло… Тарес сидел не двигаясь с места, погруженный в размышления. Он вздрогнул, лишь когда тихо скрипнула дверь.
В дверях стоял Раладан.
Когда Дороль отправился будить Тареса, лоцман нашел девушку. Как он и предполагал, она была в каюте Эхадена. Сидя на большом ящике у стены, она посмотрела на вошедшего враждебно и вместе с тем испуганно. Раладан закрыл за собой дверь.
— Я знаю, кто ты, госпожа, — без лишних слов сказал он.
Девушка медленно встала. Во взгляде ее он увидел страх и удивление.
— Каким… чудом? — хрипловатым голосом спросила она.
Он показал на низкий табурет:
— Можно мне сесть, госпожа?
Она машинально кивнула.
Лоцман сел и положил руки на колени, сплетя пальцы.
— Я друг, — сказал он, глядя ей прямо в лицо, — и хочу, чтобы ты мне поверила… Да, я знаю, я пират и разбойник, — казалось, он читал ее мысли, — но прежде всего я человек, которому твой отец дважды спасал жизнь… Я не успел отплатить ему тем же. — Он помолчал, затем продолжил: — Однако твой отец, госпожа, оставил завещание. И я должен его исполнить. Я разговаривал с капитаном, прежде чем он… умер.