Я встал, расправил плечи и потянулся, подставляя себя солнцу.
— Я вас догоню, братья.
— Ты прямо сейчас отправляешься? — спросил Макин, ставя на стол бутылку.
— А что, сидеть здесь, пока не обгорим на солнце и не начнем обниматься и клясться в вечной любви? — ответил я вопросом на вопрос.
Райк сплюнул. Похоже, он унаследовал эту привычку от Роу.
— В таком случае, вам в ту сторону. — Я показал на север. — Хочу заметить, что первая четверть мили идет по улице, которая славится своими борделями. Не теряйте время даром, развлекайтесь. А я пойду справлюсь о корабле.
Я не спеша пошел по мощеной набережной, моя тень опережала меня.
— Берегите моего Брейта! — оглянувшись, крикнул я.
Они подняли бутылки и выпили за меня.
— Догоняй нас! — крикнули они мне в ответ. Даже Райк не смолчал.
Если бы с ними не было Макина, я бы по-настоящему легко расстался с братьями.
40
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ
В таком большом порту, как Барлона, стояло на якоре не менее сотни парусных кораблей. Большинство из них принадлежали либо одному крупному торговцу, либо торговой корпорации, они прижимались к береговой линии, загруженные товарами, которые дешевы там, откуда суда отправляются, и дороги там, куда они прибывают. Простая арифметика, но дьявол, как говорится, кроется в деталях. Были здесь и военные корабли, номинально принадлежавшие принцу Барлоны и находившиеся на службе у его подданных. Реальность же была такова, что новых принцев сажали на трон самые богатые из торговцев, и военные корабли призваны были защищать торговые пути. Среди торговых коггов и военных кораблей принца стояли трехмачтовые фрегаты, судна для дальнего плавания из далеких чужеземных стран с глубокими пробоинами. Даже было одно судно из реликтового дерева, размерами в два раза превосходившее своих самых крупных конкурентов, его серые обшивные доски сохранили свою жизненную силу вопреки острым зубам пилы лесоруба и плотника. Корпус покрывали многочисленные шрамы, выше ватерлинии он оброс ракушками, большими, как обеденная тарелка, загорелые до черноты люди трудились на палубе, заделывая повреждения.
Я несколько часов рассматривал корабли с иностранными экипажами: желтолицые — из Уттера, чернокожие — из африканских королевств, потемневшие от солнца матросы в тюрбанах и с вьющимися бородами — все они ходили с важным, напыщенным видом по палубам пропахших специями торговых судов. Я вспомнил слова принца Стрелы о скудости моих познаний о мире и безграничности моего невежества. Тем не менее каждый из этих путешественников знал о существовании империи, хотя она и была расколота на части. Таким образом, выходило, что было между нами нечто общее.
Я видел, что с самого начала Макин с братьями тащились за мной. Я догадывался, что Макин предполагает потерять Райка в одном из борделей. Райк был не из тех, кого легко потерять даже в такой густой уличной толпе. А вот в борделе и сам Макин, и Красный Кент могли легко забыть обо всем на свете. Среди братьев я не видел Грумлоу. Он был себе на уме и выбирал собственный путь.
Небольшие и более других потрепанные морскими бурями когги стояли на якоре на самом краю огромной пристани. Там к причалам примыкали полузаброшенные склады, между которыми тянулись опасные проходы, где запах гниющей рыбы был столь жестоким, что у меня начали слезиться глаза. Я пошел за двумя обнаженными по пояс мужчинами, которые по трапу катили бочку на борт «Козерога».
— Эй ты! А ну прочь с моего корабля, — заорал грязный коротышка, достаточно громкоголосый, чтобы быть капитаном.
— А это корабль? — Я огляделся. — Ну да, если ты на гребную шлюпку поставил парус, то смело можешь называть ее кораблем. Но выбросив весла, ты поступил опрометчиво.
— Я думал тебя по-хорошему спровадить, но вижу, ты этого не заслуживаешь, — ответил коротышка. Его весьма уродливое лицо обрамляли густые черные кудри, очень похожие на парик. Странно и непонятно, зачем ему в такую жару напяливать на голову десять фунтов чужих потных волос.
Я крутил в руке серебряную монету Анкрата с изображением головы моего отца.
— Место на борту для меня найдется? — спросил я.
Приближавшийся ко мне толстяк остановился. На его лице отразилось облегчение.
— Мне нужно на Лошадиный Берег, — сказал я, — в районе уха.
Полуостров получил свое название не в честь какого-нибудь выдающегося жеребца, а, очевидно, потому, что береговая линия была вытянута и напоминала лошадиную голову. Я изучал карты, хранившиеся в библиотеке моего отца, и могу с полной уверенностью сказать, что полуостров конфигурацией походил на лошадиную голову с таким же успехом, как истуканы Дейнло — на троллей, или как созвездие Ориона — на великана с поясом и дубиной в руке. С таким же успехом они могли назвать полуостров Берег Счастливого Поросенка или Скрюченный Палец. Чтобы хоть как-то оправдать древних, я должен заметить, что море дважды поднималось до высоты Высокого Замка со времен возведения его Зодчими, и старые карты обновлялись не один раз. И даже несмотря на это, я бы поставил в заклад мешок ворованного золота, утверждая: когда созерцаешь конфигурацию Лошадиного Берега, слово «лошадь» — не первое, что приходит на ум.