Но человеческая душа претерпела чудесное превращение — и в Северную Долину пришла надежда. Народ поднимался на борьбу во главе с Мэри Берк. То, что казалось Халу мечтой, теперь свершается на самом деле. Мэри Берк с лицом победительницы, в ореоле червонно-золотых волос, Мэри Берк верхом на белоснежном коне в белом одеянии из мягкого блестящего шелка, как Жанна д'Арк или предводительница парада суфражисток! Она во главе огромной рати, — и Халу казалось, что он уже слышит звуки победного марша!
В основе тогдашних шутливых слов Хала было настоящее предвидение, искренняя вера в силы этой девушки. Уже в тот день, когда он впервые застал дикую розу шахтерского поселка за развешиванием белья, он понял, что это не просто хорошенькая девушка из рабочей семьи, но женщина с умом и характером. Она была дальновиднее, чем большинство этих наемных рабов, и способна на более глубокие чувства. У нее были общие с ними, но более сложные стремления. Когда Хал, желая помочь, предложил достать для нее хорошую работу, она ясно дала ему понять, что стремится не только сбросить с себя ярмо повседневного труда, но и найти такую жизнь, в которой было бы место умственным интересам. Тогда-то и возникла у Хала идея, что Мэри должна стать учителем и вождем шахтеров. Она любила их, болела за них душой и страдала вместе с ними, в то же время ища своим пытливым умом причины их бедствий. Но едва лишь Хал заговаривал с ней о том, что надо возглавить шахтерское движение, как он встречал лишь ее презрение к углекопам. Это убивало надежды Хала, сводило на нет его стремления помочь им всем и Мэри в том числе.
И вот она взяла на себя ту роль, которую он ей предназначал. «Теперь ее душа слилась с этой бушующей толпой, — подумал Хал. — Она жила жизнью этих людей, терпела вместе с ними унижения и обиды и вот восстала вместе с ними». Но Хал, будучи всего лишь мужчиной, упустил одну из причин ее чудесного превращения: он не догадывался, что красноречие Мэри обращено не только ко всем этим Рэфферти, Уочопам и прочим рабам Северной Долины, но и к одной девушке с обложки иллюстрированного журнала, в плаще, светло-зеленой шляпке и мягкой, прозрачной, дорожной вуали, которая стоит бешеных, бешеных денег.
5
Речь Мэри внезапно оборвалась. Несколько человек, отделившись от толпы, прошли вперед, и у них там произошла с кем-то стычка. Возбужденные голоса становились громче, и народ уже бросился на этот шум. Мэри тоже повернулась, чтобы посмотреть, и как-то мгновенно вся толпа хлынула туда же, вперед.
Стычка произошла возле госпиталя. Дом выходил на улицу широким крыльцом. На нем стояли Картрайт и Алек Стоун с группой служащих Компании, среди которых Хал заметил Предовича, почтмейстера Джонсона и Адамса. Крыльцо обступили шахтеры, суровые и решительные, во главе с Тимом Рэфферти. Он кричал:
— Пускай ваши адвокаты убираются отсюда!
Переговоры с Тимом взялся вести сам управляющий:
— Здесь нет никаких адвокатов, Рэфферти!
— Мы вам не верим!
— Сами хотим убедиться! — подхватили остальные.
— Внутрь мы вас не пустим, — заявил Картрайт.
— Я должен видеть отца! — неистово кричал Тим. — Имею я право повидать родного отца?
— Можете навестить его утром. Можете забрать его домой, если вам угодно. Мы вовсе не хотим держать его здесь. Но сейчас он спит, и других больных нельзя беспокоить.
— Вы не постеснялись привести туда своих проклятых адвокатов, беспокоить их!
— Говорю вам, возле него и близко не было адвокатов! — пытался заверить Картрайт, но недовольные возгласы шахтеров заглушили его слова.
— Это ложь! — крикнул Уочоп. — Они торчат здесь целый день, вы отлично это знаете! Мы их к черту выгоним!