Зал разразился самыми громкими аплодисментами. Эдуардо встал, и я догадался, что ведущий только что объявил моего отца «Благотворителем года».
— Хлопай, — сказала Слоан, не глядя на меня. На ее лице появилась натянутая улыбка. — За нами наблюдают камеры.
— Когда они не наблюдают? — я без особого энтузиазма хлопал Эдуардо и только Эдуардо.
— Для меня большая честь принять сегодня эту награду от имени Альберто, — сказал он. — Как вы знаете, он был моим другом и деловым партнером очень много лет, я даже не могу сосчитать…
Слоан взглянула на часы и собрала свои вещи, когда Эдуардо закончил свою, к счастью, короткую речь.
Я выпрямился.
— Ты уже уходишь? — Это заняло всего пятьдесят минут, а не час.
— На случай, если там пробки. Я надеюсь, что ты будешь вести себя прилично в мое отсутствие. — Она подчеркнула последнее предложение предупреждающим взглядом.
— В ту минуту, когда ты уйдешь, я плесну своим напитком в лицо другому гостю и взломаю музыкальную систему, — сказал я. — Уверена, что не хочешь остаться?
Слоан не выглядела удивленной.
— Сделай это, и наша сделка расторгнута, — решительно сказала она. — Вечером перезвоню.
Она осторожно поднялась со стула и направилась к выходу. Я так сосредоточенно наблюдал за ее уходом, что не заметил приближения Эдуардо, пока он не положил руку мне на плечо.
— Есть минутка на поговорить? Нужно кое-что обсудить.
— Конечно, — теперь, когда Слоан ушла, я сделаю все, чтобы не сидеть здесь с самыми скучными соседями по столу в мире.
Я последовал за Эдуардо в зал. Теперь, когда церемония закончилась, гости возобновили пиршество и разговоры, и никто не обращал на нас особого внимания.
— Я собирался позвонить и сказать тебе, но при личной встрече лучше. — Вдали от бдительных глаз фотографов, рот Эдуардо сжался в мрачную линию, отчего у меня участился пульс. — Ксавьер…
— Дай угадаю. Это мой отец.
— Нет. Да. Ну… — Эдуардо с нехарактерной для него нерешительностью провел рукой по лицу. — Его состояние стабильное. Никаких изменений.
Чувство облегчения или разочарования ослабило узел в моей груди. Насколько хреново было то, что у меня были смешанные чувства по поводу того, что должно было быть хорошей новостью?
— Это означает, что ему не становится хуже, но и лучше ему тоже не становится, — сказал Эдуардо. — Ты не навещал его месяцами. Может тебе стоит его увидеть. Это может помочь. Врачи говорят, когда рядом близкие…
— Ключевая фраза — близкие. Поскольку моей мамы нет, значит, ему крышка.
Единственным человеком, о котором мой отец когда-либо по-настоящему заботился, была моя мать.
— Он твой отец, — мой дядя пождал губы. — Deja de ser tan terco. Haz las paces antes de que sea demasiado tarde. — Перестань быть таким упрямым. Исправь ситуацию, пока не стало слишком поздно.
— Я не тот, кому нужно что-то исправлять, — сказал я. Человек, прежде чем сдаться, может пробовать не так уж много раз, а я достиг своего предела много лет назад. — В любом случае, спасибо за разговор, но мне нужно быть в другом месте.
— Ксав…
— Счастливого пути домой, — я обернулся. — Передай от меня привет всем остальным.
— Это компания твоей семьи, — крикнул мне вслед Эдуардо. Казалось, он смирился. Он занял должность временного генерального директора только потому, что думал, что я волшебным образом «образумлюсь» и когда-нибудь решу продолжить семейное наследие. — Ты не сможешь убегать от этого вечно.
Я не сбавил шага.
Когда церемония была закончена, мероприятие, по сути, было завершено, что означало, что я не нарушу свою сделку со Слоан, если уйду.
Напоминание о ней и о том, где она была прямо сейчас — вероятно, на свидании с каким-нибудь мудаком — омрачило мое и без того угрюмое настроение.
Я забрал свою куртку из гардероба и забрался в одно из черных такси, ожидавших у места проведения мероприятия.
— Neon, — сказал я, называя новый самый популярный ночной клуб города. — Я дам тебе на чай сто фунтов, если ты доставишь меня туда меньше чем за пятнадцать минут.
Такси отъехало от обочины. Я смотрел в окно на проплывающие огни Лондона, с нетерпением ожидая момента, когда смогу прогнать все мысли об Эдуардо, моем отце и одной пиарщице, которая занимала гораздо больше пространства в моем разуме, чем следовало бы.