Ничего подобного Глебу он не рассказывал никогда. Он и сам считал Сафру воспоминанием, которое имеет меньше прав на реальность, чем сон.
— Кто еще? — повторил Глеб.
— Весь мир — это сообщения, — процитировал Шрай модную чушь.
И они запели вместе с радио известную песню:
И что-то говорит вода в трубе,
Но только не тебе, не нам, не мне!
Но что-то говорит самой себе,
И значит не твоя вода в трубе!
А спев, пожали друг другу руки и дружно сказали «НЕ». Был у них такой маленький обряд.
— Знаешь, каковы мои планы до тридцати трех лет? — поделился Шрай. — Я рассчитываю на литературный успех. Если не выгорит и в тридцать три никакого успеха не почувствую, займусь с головой более ощутимым — политика, аналитика, собственное издательство. К сороковнику станет ясно, насколько это получилось и нравится. Если не очень, уйду в какую-нибудь коммуну-монастырь, вокруг которой пейзаж покрасивее, подальше от города, буду там руками работать и вести бортовой журнал.
— Ты не останешься там, вернешься, это будет просто реабилитационный центр для неудачника, — сказал Глеб.
— Ну тогда сделаюсь культовым бомжом с гаремом из первокурсниц, вчера приехавших в Москву.
Сказав про первокурсниц, Шрай перенесся в институтские дни, когда он ушел из дома и жил в общежитии, незаконно попадая туда через второй этаж. Много занесенного табачным пеплом бетона, сквозняков и мутных стекол, за которыми гудроновые крыши в снегу. На рассвете полагалось вылезать на гудрон и танцевать на краю музыку, игравшую только в твоей голове. Несчастных и счастливых любовей там было много, невсерьез задетых лезвием вен, наигранных обмороков, расстроенных гитар, запаха жареной селедки, которую из года в год бросали на сковородки общей кухни студенты-латиносы, несмертельных венерических болезней и первых компьютерных вирусов, академических отпусков, антидепрессантов, которые сходили за наркотики, потому что про наркотики все больше говорили, читали, писали, чем пробовали. Короче, всего того, что должно быть на полке «студенческая юность» в жизни и голове обывателя с дипломом. Было ли там лучше, чем здесь-сейчас? — спросил себя Шрай и мгновенно ответил — нет, там было столь же отвратительно, как и здесь, такой же играл внутри минорчик, и эта отвратительность по-прежнему заставляла сочинять нечто другое и занимательное.
На сайте бесплатных объявлений Глеб заметил одно только слово: «Жужжу» и длинный телефон. Набрал. — Хотите, чтобы я пожужжал? — спросил бархатный баритон.
— А зачем по-вашему я сюда звоню?
— Предупреждаем, наша услуга платная, если вы согласны, дождитесь сигнала.
— Я звоню из офиса друга, — признался Глеб.
И после смачного щелчка он услышал ровное и задумчивое ЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
Как решетка парка, если записывать. Глеб подождал и решил, что все-таки это фонограмма. Невозможно жужжать так долго без вдохов и выдохов. И выключил трубку с чувством, что его одурачили.
Снова рецензия Шрая на выдуманный фильм:
Кто мне подскажет название и режиссера? Сто лет назад смотрел в случайном кинотеатре, зайдя в него просто от опьянения Европой, куда попал впервые. Жена-иностранка взялась переводить на родной язык прозу своего средне известного мужа. Писатель получал премию за премией и контракт за контрактом. Уже даже был выдвинут на Нобеля, когда выяснилось, что жена, чем дальше, тем сильнее все перепридумывает в его рассказах и романах. Вначале она выбрасывала и вставляла от себя только отдельные фразы, потом счет пошел на абзацы, страницы, главы и в последнем переводе, собственно, и заинтересовавшем Нобелевский комитет, от авторской версии сохранился лишь заголовок, названия частей да имена героев с их кое-какими необязательными чертами. Жюри всех полученных премий во избежание конфуза и скандала предлагали отныне считать семейную пару авторской, давать над текстами две фамилии. Но тут возмутился муж-писатель, он никогда бы не согласился на то, что сделала с его прозой «самоуверенная переводчица», и никакими премиями его не купить. Узнав о переменах, случившихся внутри своих книг, то есть прочитав их в обратном переводе, писатель совершает попытку уйти из жизни и надолго попадает в больницу. Слава такой ценой оказалась ему совсем не нужна, а оригинальные версии никто ни награждать, ни читать, ни даже просто переводить не торопится. Оригиналы смотрятся как идиотский вариант подделок. Что за финальные слова он говорит жене по телефону, сбежав из больницы и взяв билет черт знает куда?