Его чувства к Адаму были разлитой нефтью; он позволил им перелиться через край, и теперь не было чёртового места в океане, которое бы не загорелось, урони он спичку.
Чейнсо подлетела к картам таро, разложенным на асфальте, от любопытства раскрыв клюв, а когда Ронан молча указал в неё пальцем, птица сердито заползла под днище автомобиля. Ронан повернул голову к обочине, чтобы прочесть карты. Что-то с огнём, что-то с мечом. Дьявол. Тысяче образов дало начало одно единственное слово — дьявол. Красная кожа, белые солнцезащитные очки, полные ужаса глаза его брата Меттью, выглядывающие из багажника машины. Страх и стыд вместе в таком изобилии, что его рвало. Ронану тревожно напомнили о себе его недавние кошмары.
Пальцы Адама напряглись, а затем н устроился поудобнее. Он моргнул, а потом сразу же моргнул ещё раз, касаясь уголка глаза только кончиком безымянного пальца. Но этого оказалось недостаточно, поэтому он начал тереть глаза ладонями, пока те не заслезились. Наконец, он поднял подбородок в сторону Ронана.
— Фары? Пэрриш, это ж хардкор. — Ронан подал руку, Адам её принял. Ронан потянул его наверх, все его помыслы были о руке в руке, большом пальце против большого пальца, ладони обхватывающей запястье... А после того, как Адам оказался с ним лицом к лицу, он отпустил его руку.
Океан горел.
— Что за чертовщина случилась с твоими глазами? — спросил Ронан.
Зрачки Адама всё ещё были крошечными.
— Дай мне время прийти в себя.
— Жуткий ублюдок. Что за Дьявол?
Адам смерил взглядом тёмный витраж церкви. Он всё еще частично пребывал в царстве фар.
— Не могу понять, что они говорят мне. Такое чувство, будто меня держат на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно найти способ копнуть глубже, но я не могу это сделать без человека, который бы приглядывал за мной на случай, если я слишком далеко уйду от самого себя.
Этим человеком в данном случае выступал Ронан.
— Что ты пытаешься выяснить?
Адам описал обстоятельства, окружавшие случившееся с его глазом и рукой, тем же ровным голосом, какой он бы использовал при ответе на уроке. Он позволил Ронану склониться, чтобы сравнить его глаза — достаточно низко, чтобы Ронан почувствовал его дыхание на своей щеке — и он позволил Ронану осмотреть его ладонь. В последнем не было такой уж необходимости, и они оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, пока тот слегка касался линий на руке.
Это было всё равно что переходить грань между грёзой и сном. Неустойчивый баланс ночи, когда всё ещё видишь сон, а, проснувшись, уже помнишь, что в нём видел.
Он знал, что Адам понял его чувства. Но он не знал, можно ли сойти с этого острого лезвия, чтобы не разрушить то, что у него было.
Адам выдержал взгляд Ронана, Ронан выпустил его руку.
— Я пытаюсь найти источник того, что напало на Энергетический пузырь. Пока лишь предполагаю, что источник тот же, который атаковал чёрное дерево.
— И мою голову, — признался Ронан. Его день в Барнс был отмечен грёзами, из которых он поспешно себя выдернул.
— Серьёзно? Поэтому ты выглядишь как чёрт?
— Спасибо, Пэрриш. Мне тоже нравится твоя рожа. — Он кратко рассказал о том, что повреждение дерева, похоже, было идентично изменениям его снов, скрывая своё беспокойство касательно содержания этих снов и того факта, что это свидетельствовало о куда большей тайне с избытком бранных слов. — Поэтому я просто больше не буду спать. Никогда.
Адам ничего не успел на это ответить, потому что их внимание привлекло движение сверху. Что-то светлое и странное трепыхалось меж темных деревьев, высаженных в ряд вдоль соседних улиц. Монстр.
Монстр Ронана.
Его ночной кошмар-альбинос редко покидал защищённые поля Барнс, а если это и делал, то следовал за Ронаном. Не из преданности, будто собака, а скорее как беззаботная, гуляющая сама по себе кошка. Но сейчас он летел вниз по улице им навстречу, прямо и целеустремленно. В фиолетово-чёрном пространстве он казался дымом, волочившим рваные крылья и балахон своего тела. Звук его крыльев был более заметным, чем всё остальное: бабах, бабах, бабах. Когда он открыл оба клюва, они задрожали свирепым криком, неслышимом человеческому уху.
Ронан и Адам запрокинули головы назад. Ронан заорал:
— Эй! Куда это ты собрался?
Но кошмар едва ли завис над ними больше чем на мгновение и устремился к горам. Однажды этого мерзкого ублюдка подстрелит какой-нибудь перепуганный фермер.
Ронан не понимал, какое ему до этого дело. Но предположил, что, скорее всего, это потому, что кошмар как-то раз спас ему жизнь.
— Жуткий ублюдок, — повторил Ронан.
Адам нахмурился, а потом поинтересовался:
— Который час?
— 6:21, — ответил Ронан, и Адам нахмурился. — Нет, 8:40. Ошибся.
— Значит, время ещё есть, нам недалеко. — Адам Пэрриш всегда думал о своих ресурсах: деньги, время, сон. Ронан знал, что школьным вечером, даже со сверхъестественным кошмаром, дышащим ему в воротник, Адам будет скуп на всё это; так он выживал.
— Куда мы направляемся?
— Не знаю. Хочу попытаться выяснить, где сидит этот дьявол... Я пытаюсь понять, смогу ли находиться в трансе, пока ты ведешь машину. Хотелось бы мне делать и то, и другое одновременно, но это невозможно. На самом деле, всё, чего я хочу, это переместить моё тело туда, куда велит разум.
Сверху загудел светофор и вырубился. Дождя не было уже несколько часов, но в воздухе чувствовалась наэлектризованность в преддверии грозы. Ронан гадал, куда отправился его ночной кошмар.
— Ладно, маг, я буду вести, пока ты будешь в отключке, но как я узнаю, куда ехать? — сказал Ронан.
— Полагаю, я постараюсь остаться как можно дольше в настоящем, чтобы сообщать, куда тебе двигаться.
— Это возможно?
Адам пожал плечами; определения возможного и невозможного были в эти дни постоянным предметом переговоров. Он наклонился, чтобы предложить руку Чейнсо. Та запрыгнула, хлопая крыльями, чтобы найти равновесие на его рукаве, склонила голову, когда Адам осторожно погладил её тонкие перышки на клюве.
— Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — сказал он. — Ты готов к этому?
Ронан звякнул автомобильными ключами. Как будто вообще был не в настроении ехать. Он дёрнул подбородком в сторону Хондайоты.
— Собираешься запереть свою дерьмовозку?
На что Адам ответил:
— Какой смысл? От шпаны никуда не деться.
Та самая шпана расплылась в тонкой улыбке.
Они поехали.
Адам резко проснулся от звука захлопывающейся двери.
Он сидел в своей ужасной маленькой машинке... он же точно сидел в своей машине?
Персефона усадила себя на пассажирское сидение. Пена её светлых волос каскадом ниспадала на панель водительского сидения. Она осторожно переложила ящик с инструментами с сидения на пол у себя между ног.
Адам, прищурившись, посмотрел на бесцветный новый рассвет — а разве должен быть день? — его глаза были всё ещё утомлены. Словно он всего пару минут назад вышел со своей ночной смены на заводе. Поездка домой без нескольких минут сна казалась непосильной задачей; теперь же он почувствовал, что ему это по плечу.
Он не мог понять, была Персефона реальной или нет. Она должна быть реальной; её волосы щекотали его голую руку.
— Достань карты, — приказала она своим тонким голоском.
— Что?
— Время для урока, — сказала Персефона мягко.
Его утомлённый разум отказывался ему помогать; что-то во всём этом казалось не совсем верным.
— Персефона... я… я слишком устал, чтобы думать.
Слабый утренний свет осветил загадочную улыбку Персефоны.
— Именно на это я и рассчитываю.
Когда он потянулся за картами и пошарил в дверном кармане, в котором обычно их держал, его осенило:
— Ты мертва.