Она кивнула, соглашаясь.
— Это воспоминание, — предположил он.
Она снова кивнула. Теперь это имело смысл. Он бродил в воспоминаниях одного из своих ранних занятий с Персефоной. Цели этих занятий были всегда одинаковы: покинуть сознание. Обнаружить подсознание. Расшириться до коллективного подсознания. Найти нити, которые всё соединят. Смыть и повторить. Сначала ему никак не удавалось проскочить мимо первых двух. Каждый сеанс он тратил на то, чтобы выманить себя из конкретных реальных мыслей.
Пальцы Адама оцарапали пустое дно дверного кармана. Правда о том, где карты хранились в воспоминании, столкнулась со знанием, где он хранил их в настоящем. После смерти Персефоны окна стали пропускать воду, и он стал хранить карты в бардачке, чтобы они не пострадали.
— Зачем ты здесь? Это сон? — спросил он, а потом сам же себя поправил: — Нет, я гадаю. Я что-то ищу.
И стоило ему это сказать, как он остался в машине один.
Но он не только остался в машине один, но и оказался на том месте, где сидела она, и держал карты таро в руке. Рисунок на карте был нарисован схематично, небрежно и напоминал стаю шершней. На самом деле это могла быть рубашка. Но неважно. Что он искал? Трудно перейти в пространство между сознанием и подсознанием. Слишком много концентрации, и он может выйти из медитативного состояния. Слишком мало — и он потеряет цель.
Он позволил своим мыслям подойти чуть ближе к настоящему.
Электронная музыка просачивалась в сознание, напоминая, что его тело находилось в машине Ронана. С другой стороны, эту музыку было легко принять за звучание души Ронана. Голодная и просящая, она нашёптывала тёмные места, старые места, огонь и секс.
Адам был стабилен благодаря пульсирующему фоновому ритму и воспоминанию о близости Ронана. Дьявол. Нет, демон. Знания там не было, а потом появилось.
«Север», — сказал он.
Всё окружило кольцо светящегося белого цвета. Он был таким ярким, что сжигал зрение, если смотреть прямо на него; а Адаму нужно было смотреть прямо перед собой. Очень далёкая его часть, часть, которая глухо билась в электронном ритме, вдруг вспомнила, что это был свет от зарядного устройства телефона. Это была та часть его мозга, которая всё ещё находилась в настоящем, чтобы нашептывать маршрут Ронану.
«Поверни направо».
Пробормотал Энергетический пузырь ему в глухое ухо. Он прошептал из-за сломленности, из-за отречения, из-за принуждения, из-за небытия. Шаг назад от неуверенности в себе, лживое обещание, которое, ты знал, навредит тебе позже, знание, от которого ты пострадаешь, и, скорее всего, ты это заслужил. Демон, демон, демон.
«Вперёд, вперёд, вперёд».
А где-то тёмная машина мчалась по дороге. Рука вцепилась в руль, кожаные ремешки в запястье. Грейворен. Ронан. В этом нагреженном месте всегда было одно и то же время, и поэтому сердце Адама отбивало странный чёткий ритм, вновь переживая тот момент, когда Ронан предложил свою руку, чтобы помочь Адаму подняться с асфальта. Лишённые контекста физические ощущения взорвались: шок удивления от жара при прикосновении кожи к коже; негромкое шуршание браслетов возле запястья Адама; внезапный укол возможности...
Всё в его сознании было взято в жгучее белое кольцо света.
Чем глубже Адам погружался в музыку и в окружённую белым тьму, тем ближе он продвигался к какой-то сокровенной правде о Ронане. Она пряталась, как уже знал Адам, иногда посверкивая, за лесом, созданным из мыслей. На краткий миг Адам подумал, что он что-то понял про Ронана и про Энергетический пузырь — про Ронана-и-Энергетический пузырь – но это ощущение тут же улетучилось. Он ринулся за ним, углубляясь в то, из чего был соткан разум Энергетического пузыря. И вот Энергетический пузырь швырнул ему изображения: душащая древесная лоза, раковая опухоль, подползающая гниль.
Адам сразу понял, что демон был внутри.
Он чувствовал, как демон наблюдает за ним.
«Пэрриш».
Его заметили.
«ПЭРРИШ».
Что-то коснулось его руки.
Он моргнул. Всё было в светящемся кольце, а затем он моргнул снова, и кольцо превратилось в яркий зрачок зарядного устройства сотового, воткнутого в прикуриватель.
Однако автомобиль никуда не ехал, он только-только остановился. Пыль всё ещё кружилась перед фарами. Ронан был совершенно тих и неподвижен, одна рука, собранная в кулак, покоилась на переключателе передач. Музыка была выключена.
Когда Адам перевёл взгляд на Ронана, тот, сжав челюсть, смотрел прямо в лобовое стекло.
Пыль улеглась, и Адам, наконец, увидел, куда он их привёз.
Он вздохнул.
Потому что легкомысленная поездка холодной ночью и подсознание Адама привели их не к беде, случившейся в Энергетическом пузыре, не к расколу в камне вдоль энергетической линии и не к угрозе, которую увидел Адам в ослепительном свете фар его машины. Вместо этого Адам — освобождённый от мотива и давший волю собственным мыслям, поглощённый задачей найти демона — привёл их обратно в трейлерный парк, где всё ещё жили его родители.
Никто из них не говорил. В трейлере горел свет, но силуэтов в окнах не было видно. Ронан не выключил фары, чтобы они светили прямо на переднюю часть трейлера.
— Зачем мы здесь? — спросил он.
— Неправильный дьявол, — спокойно ответил Адам.
Не так давно в суде рассматривалось обвинение, выдвинутое против его отца. Адам знал, что Ронан праведно негодовал по его итогам: Роберт Пэрриш, начинающий преступник в глазах суда, отделался штрафом и испытательным сроком. Просто Ронан не понимал, что победа заключалась не в наказании. Адаму не нужно было, чтобы его отца посадили за решётку. Ему нужно было, чтобы кто-то посмотрел на их ситуацию со стороны и подтвердил, что преступление имело место быть. Адам его не выдумал, не спровоцировал, не заслужил. Так сказано в вердикте суда. Роберт Пэрриш виновен. Адам Пэрриш свободен.
Ну, почти. Он был всё ещё здесь, смотрел на трейлер. Его пульс смиренно барабанил в желудке.
— Зачем, — повторил Ронан, — мы здесь?
Адам покачал головой, его глаза всё ещё смотрели на трейлер. Ронан всё ещё не выключил фары, и Адам знал, часть его надеялась, что Роберт Пэрриш выглянет за дверь, чтобы посмотреть, кто к ним приехал. Часть Адама тоже этого хотела, но дрожа, будто ожидая очереди к стоматологу, чтобы просто выдернуть зуб и покончить с этим.
Он почувствовал на себе взгляд Ронана.
— Зачем, — сказал Ронан в третий раз, — мы в этом грёбаном месте?
Но Адам ничего не ответил, потому что открылась дверь.
Роберт Пэрриш встал на ступеньки, нюансы его выражения лица смывал свет фар. Однако Адаму и не требовалось видеть его выражение лица, потому что большая часть отцовских чувств была передана телом. Вектор его плечей, изгиб его шеи, изгиб его рук в вялый капкан ладоней. Из чего Адам понял, что отец узнал машину, и он точно знал его чувства по этому поводу. Адам ощутил странную дрожь, вызванную страхом, который был совершенно не связанным с его сознательными мыслями. Кончики его пальцев оцепенели от выброса хорошей порции адреналина, несмотря на то, что разум не отдавал приказа телу его вырабатывать. Его сердце пронзили шипы.
Отец Адама просто стоял и смотрел. А они сидели в машине и смотрели на него. Ронан был взвинчен и закипал, одну руку опустив на дверь.
— Не надо, — попросил Адам.
Но Ронан всего лишь нажал на оконную кнопку. Тонированное стекло с шипением опустилось. Ронан положил локоть на край дверцы и продолжил пристально смотреть в лобовое окно. Адам знал, что Ронан осознавал, каким он мог быть, и не смягчился, глядя сквозь траву на Роберта Пэрриша. Взгляд Ронана Линча был змеёй на асфальте, которая преграждала вам дорогу. Запаленный фитиль, оставленный на вашей подушке. Вам ничего не оставалось, только сжать губы посильнее и глотать свою кровь.
Адам тоже смотрел на своего отца, но безучастно. Адам был там, и он был в Энергетическом пузыре, и он был в трейлере одновременно. С отчуждённым любопытством он отметил, что не участвует в процессе должным образом, но, несмотря на то, что он обратил на это внимание, Адам продолжал существовать в трёх гранях.