— Хмм, — неопределённо вслух произнёс Адам. Он был прав.
— Ты всё ещё к этому готов? — поинтересовался Ронан. Всё в точности напоминало его кошмары. Весь вечер напоминал: путь до трейлера, фантом Роберта Пэрриша, нездоровый мрак. Чейнсо при обычных условиях к этому моменту взлетела бы всё выяснить, но вместо этого она шмыгнула Ронану в плечо, крепко вцепившись когтями в карман пиджака.
И как во снах Ронана, он понял, что случится, до того, как это произошло.
Адам замешкался. А потом кивнул.
Всегда было невозможно утверждать во снах, знал ли Ронан, что произойдёт до того, как оно происходило, или что-то происходило только потому, что он сначала об этом подумал. А это важно? Это важно, когда ты бодрствуешь.
Они остановились на минутку на краю леса, чтобы определить их местоположение. Для Ронана было достаточно всего лишь двигаться среди деревьев, чтобы видеть, что он был из их числа; они бы сделали всё возможное, всё, что он бы захотел, что включало в себя исключить возможность, чтобы что-либо сверхъестественное его убило. Для Адама это означало подключиться к энергетической линии, что пульсировала под лесом, раскрыться и позволить внутри образоваться крупному изображению. Такой процесс со стороны выглядел и жутко, и удивительно. Адам, затем освободившийся Адам и в большей степени Адам.
Ронан размышлял над историей о блуждающем глазе Адама и вышедшей из подчинения руке. «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами».
Он вырезал эту мысль из головы. Воспоминания о том, как Адам продаёт часть себя, были и так слишком частыми гостями его ночных кошмаров, ему не нужно было звать их намеренно.
— Ты закончил свои магические дела? — поинтересовался Ронан.
Адам кивнул.
— Время?
Ронан передал ему свой сотовый, радостный от возможности от него избавиться.
Адам изучал телефон.
— 6:21, — озвучил он и сдвинул брови. Ронан тоже нахмурился. Это не поставило их в тупик из-за неожиданности. Время на энергетической линии всегда неопределённо, прыгает вперёд и назад, минуты втекали в часы и наоборот. Удивительно было, что 6:21 теперь наступало и вне энергетической линии достаточно часто, чтобы пробудить их подозрения.
— Ты закончил свои грейвороновские дела? — поинтересовался Адам.
— Как раз ими занимаюсь, — ответил Ронан. Сложив ладони рупором, он крикнул в тишину: — Девочка-Сиротка!
Вдали, сквозь зелёный воздух, закаркал ворон. Ха ха ха.
Чейнсо зашипела.
— С меня хватит, — сказал Ронан и направился сквозь зелёные деревья. Его не радовал мрак, но и он не походил на незнакомца, никогда не имевшего дела с ночными кошмарами. Разгадка крылась в том, чтобы как можно скорее понять, какие правила и страхи им противостояли, и положиться на них. От паники зависело, насколько ты пострадаешь во сне. Напоминание сну, что ты являешься чем-то чужеродным – хороший способ оказаться выброшенным из него или быть уничтоженным.
Ронан был хорош в грёзах, особенно в Энергетическом пузыре.
Они продолжили движение. Тем временем лес вокруг так и казался неправильным. Как будто они шли по склону, хотя земля под ногами не меняла уровень.
— Расскажи снова, — догоняя, осторожно попросил Адам, — каким образом твои сны стали неправильными. Используй меньше ругательств и больше подробностей.
— Не изменяя Энергетический пузырь вокруг нас? — Хоть Энергетический пузырь и оказался медлительным в ответе на их просьбу о свете, это не значило, что он был бы таким же медлительным, отвечая на воспоминание о ночном кошмаре. Не когда он и без того выглядел таким: серо-зелёная половина мира чёрных стволов.
— Безусловно.
— Они неправильные, как это.
— Как что?
Ронан выдал:
— Просто как это.
Он ничего больше не сказал. Он заорал:
— Девочка-Сиротка!
Кар, кар, кар!
На этот раз это звучало чуть больше как девочка, чуть меньше как птица. Ронан немного прибавил темп, теперь они поднимались. Справа от них голая каменистая поверхность, уходящая круто вниз с несколькими маленькими деревцами, прорывающимися из трещин в голом камне. Они осторожно делали каждый шаг по такому ненадёжному краю; один промах отправил бы их на ярды вниз, без возможности быстро подняться.
Он обернулся, чтобы убедиться, что Адам идёт следом; тот, сощурившись, смотрел на Ронана.
— Думаешь, с твоим сном что-то не так, потому что с Энергетическим пузырём что-то не так? — спросил Адам.
— Возможно.
— То есть, если мы исправим Энергетический пузырь, мы исправим и твои сны?
— Возможно.
Адам всё ещё размышлял, прилагая столько усилий, что Ронану казалось, он мог бы это почувствовать. На самом деле, в Энергетическом пузыре, когда Адам был так близко, возможно, он действительно мог.
— Ты ведь мог нагрезить вещи до того, как мы нашли Энергетический пузырь, верно? Так ты можешь это делать без него?
Ронан остановился и покосился на мрак. Где-то пятнадцатью ярдами ниже наклонный каменный обвал, вдоль которого они шли, заканчивался водоёмом с идеально чистой водой. Он был окрашен в зелёный, потому что воздух был зелёным, потому что всё было зелёным, но в остальном вода была чистой. Ронан мог разглядеть весь путь до каменистого дна. Он был точно куда больше вглубь, чем вширь, бездна, заполненная водой. Это удерживало его внимание.
— Зачем?
— Если ты отдалишься от Энергетического пузыря каким-нибудь образом, пока я всё не исправлю, станут ли твои сны нормальными?
Вот так. Адам, наконец-то, задавал правильные вопросы; вопросы, подразумеваюшие, что он, вероятно, уже знал ответы. Чем больше времени они проводили в Энергетическом пузыре, чем дольше они вместе имели дело со снами Ронана, тем сильнее ночные кошмары Энергетического пузыря отражались в кошмарах Ронана, и наоборот. Тем больше доказательств накапливалось.
Но теперь, когда они сюда добрались, Ронан не был уверен, что хотел бы оказаться по другую сторону. Так много дней на церковной скамье, прижимая костяшки пальцев ко лбу, беззвучно спрашивая: «Что я? Один ли я такой? Что это значит?..»
Он сказал:
— С Энергетическим пузырём у меня получается лучше. С Девочкой-Сироткой тоже. Но...
Он остановился. И смотрел на землю.
— Задай вопрос, — произнёс он. — Просто задай. Просто...
— Какой вопрос?
Ронан не отвечал, просто смотрел на землю. Зелёный воздух двигался вокруг, окрашивая его бледную кожу, а деревья повсюду изгибались чёрным и реальным, всё в этом месте выглядело, как его сны, или всё в его снах выглядело, как это место.
Адам сжал губы, а затем спросил:
— Ты нагрезил Энергетический пузырь?
Голубые глаза Ронана взметнулись к Адаму.
Часы показывали 6:21.
— Когда? — спросил Адам. — Когда ты понял, что нагрезил Энергетический пузырь? Сразу же?
Они стояли лицом друг к другу на вершине наклонного обрыва скалы, далеко внизу простиралась чистейший водоём. Сердце Адама колотилась либо от адреналина, либо от близости к энергетической линии.
— Всегда, — сказал Ронан.
Понимание этого не должно было изменить его отношения к Ронану. Грёзы всегда были впечатляющими, необычными, похожими на ошибки создателя, фокусом энергетической линии, которая позволяла молодому человеку воплощать свои мысли в конкретные предметы. Это была магия, но разумная. Но тут... нужно было не только нагрезить существование всего леса, но и создать место грёз вне собственной головы. Адам находился в грёзах Ронана; вот, что означало такое осознание.
— Вроде всегда, — поправил себя Ронан. — С того самого мгновения, как мы оказались здесь, я узнал его. Мой почерк на скале. Думаю, я сразу же его узнал. Просто мне понадобилось больше времени, чтобы в это поверить.
Он медленно переваривал каждое воспоминания о тех их ранних набегах в этот лес. Кусочки встали на свои места.