— Нет. — Было отрадно и страшно произносить это вслух, курок нажат, секунда, и взрыв. Ронан огляделся, чтобы увидеть трупы.
Деклан качнулся; пуля определённо чуть не задела жизненно важный орган. Усилием воли он взял контроль над артериальным фонтаном.
— Ну да. Я догадался. Значит, финита ля комедия твоей карьере?
Не этого на самом деле хотел Ронан. Несмотря на то, что он хотел быть свободным, чтобы грезить, свободным, чтобы жить в Барнс, он не хотел грезить ради того, чтобы быть способным жить в Барнс. Он хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы восстановить все строения, чтобы пробудить скот отца от его сверхъестественного сна, чтобы заполнить поля новыми животными, которых можно есть и продавать, чтобы и превратить самое дальнее поле в огромный корт с бездорожьем для круговых гонок. Это для Ронана было романтичным идеалом, для достижения которого он бы много сделал. Он не знал, как убедительно и несмущающе преподнести это брату, так что Ронан недружелюбно буркнул:
— Я, вообще-то, подумываю стать фермером.
— Ронан, твою мать, — вздохнул Деклан, — можем мы хоть раз в жизни серьёзно поговорить?
Ронан тут же в ответ мастерски показал ему средний палец.
— Да пошёл ты, — выдал Деклан. — Может быть, сейчас в Генриетте и не жарко, но это только потому, что я рвал задницу, чтобы держать их подальше от города. Какое-то время я продавал вещи папы, сообщив всем, что буду вести дела из Вашингтона.
— Если папа больше не грезил тебе новое, что ты продаёшь?
— Ты видел Барнс. Фокус в том, чтобы медленно распределять то, что уже есть, будто у меня вместо единственного заднего двора несколько источников. Вот почему папа всё время путешествовал, чтобы поддерживать миф, будто он собирает артефакты со всех концов света.
— Если папа не грезил тебе новое, почему ты продаёшь?
Деклан провёл рукой по рулю.
— Папа всем нам вырыл могилы. Он наобещал людям артефактов, которых даже ещё не нагрезил. Он заключал сделки с людьми, которые даже не собирались ему платить, и которые знали, где мы жили. Он притворялся, будто нашёл этот артефакт – Грейворен – который позволяет людям доставать любое дерьмо из снов. Ну как? Звучит знакомо? Когда к нему приходили, чтобы купить его, он всучивал им что-то другое. Грейворен стал легендарным. Потом, конечно, ему приходилось стравливать их друг с другом и дразнить того психопата Гринмантла, а в итоге умереть. Вот и всё.
Ранее в этом году такого рода слов было бы достаточно, чтобы спровоцировать драку, а теперь горечь в голосе Деклана перевешивала гнев. Ронан мог отступить, чтобы взвесить эти заявления и сравнить с тем, что ему известно об отце. Он мог бы взвесить их и сравнить с тем, что ему известно о Деклане.
Ему это не понравилось. Он поверил, но ему это не понравилось. Было бы легче просто подраться с Декаланом.
— Почему ты не сказал мне? — спросил он.
Деклан закрыл глаза.
— Я старался.
— Чёрта с два.
— Я пытался рассказать тебе, что он был не тем, кем ты его считал.
Но это не совсем так. Найл Линч был именно тем, кем его считал Ронан, но он был ещё и таким, каким его знал Деклан. Эти два варианта одного и того же человека не были взаимоисключающими.
— Я имел в виду, почему ты не сказал мне, что ты противостоишь всем этим людям?
Деклан открыл глаза. Они были ярко-синими, такими же, как у всех братьев Линч.
— Я пытался защитить тебя, маленькое ничтожество.
— Знай я больше, было бы охрененно проще, — огрызнулся Ронан. — Вместо этого нам с Адамом самим пришлось выдворять Гринмантла из города, пока ты играл в шпиона.
Брат смерил Ронана оценивающим взглядом.
— Так это были вы? Как ты... о...
Ронан наслаждался целой минутой уважения в глазах брата.
— Пэрриш всегда был жутко умным маленьким засранцем, — заметил Деклан, при этом напоминая скорее их отца, чем себя. — Слушай, тут такое дело. Этот покупатель позвонил мне утром и рассказал, что кто-то предлагает здесь нечто большое, как я и сказал. Отовсюду съедутся люди, чтобы посмотреть на товар, чем бы он ни был. Им потребуется немного усилий, чтобы найти тебя и Меттью, и Барнс, и тот лес.
— Кто этот продавец?
— Не знаю. И мне плевать. Вряд ли это вообще важно. Разве ты не понимаешь? Даже после завершения сделки, они всё равно явятся, потому что Генриетта – огромный маяк сверхъестественного. И потому что кто знает, что ещё в бизнесе отца я не привёл в порядок. А если они разузнают, что ты умеешь грезить... помоги тебе Господь, потому что всё будет кончено. Я просто... — Деклан умолк и закрыл глаза. Стоило ему только это сделать, и Ронан увидел брата, с которым он вырос, вместо брата, от которого он отдалился. — Я устал, Ронан.
В машине наступила тишина.
— Пожалуйста... — начал Деклан. — Просто поехали со мной, а? Ты можешь бросить Аглионбай, а Меттью может перевестись в одну из школ Вашингтона, и я оболью бензином всё, что построил папа, и мы оставим Барнс в прошлом. Давай просто уедем.
Это было совсем не то, что Ронан от него ожидал услышать, и он обнаружил, что ему нечего ответить. Бросить Аглионбай; оставить Генриетту; бросить Адама; оставить Гэнси.
Как-то раз, когда Ронан был довольно юн, настолько, что посещал Воскресную школу, он проснулся, держа в руке настоящий огненный меч. Его пижама, выдержанная в строгих правилах техники безопасности, которые, казалось, несли на тот момент академический интерес, расплавилась и спасла его, но вот одеяло и большая часть штор были уничтожены небольшой преисподней. Именно Деклан выволок Ронана из комнаты и разбудил родителей; он никогда ничего не говорил о том случае, а Ронан его так и не поблагодарил.
Когда дело принимает такой оборот, вариантов, в общем-то, нет. Линчи всегда спасают друг другу жизни, если нужно.
— Забери Меттью, — сказал Ронан.
— Что?
— Забери Меттью в Вашингтон и береги его, — повторил Ронан.
— Серьёзно? А что ты?
Они посмотрели друг на друга, искажённые зеркальные отображения друг друга.
— Это мой дом, — произнёс Ронан.
Ненастная погода прекрасно отражала состояние души Блу Сарджент. Её первый день в школе после отстранения тянулся бесконечно. Малая часть от этого появилась из-за того, что проводимое ею время вне школы казалось удивительным: абсолютная противоположность рутине Маунтин Вью Хай. Но гораздо бóльшая часть возникала из-за воспоминания о самом немагическом элементе её отстранения – вечеринке в тогах Генри Ченга. Очарование этого мероприятия ещё более усиливал тот факт, что оно совершенно не содержало магии. А её мгновенное родство со студентами только подчёркивало, насколько она оказалась совершенно не способной к такому за все годы в Маунтин Вью. Что же заставило её моментально почувствовать себя столь комфортно с ванкуверской тусовкой? И почему подобное родство должно возникать с людьми из другого мира? Вообще-то, она знала ответ. Глаза ванкуверской тусовки были обращены к звёздам, а не к земле. Они не знали всего, но хотели знать. В другом мире она могла бы дружить с такими людьми, как Генри, всю свою юность. Но в этом мире она оставалась в Генриетте и наблюдала, как такие люди уезжают. Она не собиралась в Венесуэлу.
Блу жутко расстраивало, что её жизнь так чётко разграничена.
То, чего было недостаточно, она могла иметь.
Того, что было чем-то бóльшим, не могла.
Итак, она стояла, словно обидчивая старая леди, сгорбившись, в длинном истерзанном балахоне, который она превратила в платье, ожидая автобусы, чтобы, выдернув, освободить свой велосипед. Ей бы хотелось иметь телефон или Библию, тогда она могла бы притвориться супер занятой, как та кучка застенчивых подростков, стоящих в очереди на автобус перед ней. Четыре одноклассника расположились в опасной близости, ведя беседу о том, была или не была сцена ограбления банка в том фильме, который видели все, такой классной, и Блу боялась, что они могли спросить её мнение. В общем-то, она знала, что ничего плохого в теме их разговора не было, но, если более конкретно, она также понимала, что у неё не получится, говоря об этом фильме, не выглядеть высокомерной засранкой. Она чувствовала себя на тысячу лет старше. А ещё она чувствовала, что, может быть, она и была высокомерной засранкой. Она хотела свой велосипед. Она хотела своих друзей, которые тоже были тысячелетними высокомерными засранцами. Она хотела жить в мире, где она была окружена тысячелетними высокомерными засранцами.