— Знаю. Простите. Наш дворник пришёл работать на парковке, и он хочет, чтобы её целиком расчистили. Он будет прям очень злой, если, когда начнёт, там ещё останутся машины.
Мистер Грей устроил потрясающее шоу, разыскивая свои ключи таким образом, что потянул вверх штанину, демонстрируя пистолет. Ламоньеры ворчали и переглядывались друг с другом.
— Извините ещё раз, — произнесла Блу. — Вы можете просто устроиться на парковке прачечной, если не закончили здесь.
— Дворник, — пробурчал Ламоньер, будто только что это услышав.
— Компания заставляет нас это делать, чтобы сохранить франшизу, — ответила Блу. — Не я придумала эти правила.
— Давайте всё делать цивилизованно, — предложил другим двоим мистер Грей с тонкой улыбкой. Он не смотрел на Блу. Она продолжала казаться скучающей и прилипучей, пробегаясь большим пальцем по ценникам на каждом ударе сердца. — Я найду вас через два часа.
Троица двинулась к центральному входу в нелёгком расширяющемся порядке отталкивающихся магнитов, и к моменту, когда они вышли, Блу уже торопливо неслась по проходу, через служебные двери, мимо обшарпанных душевых на склад, заваленный коробками и ящиками и наружу, где Гэнси и Генри только добрались до мусорных контейнеров за магазином, заполненных картоном.
Первой их настигла её тень, отбрасываемая из-за фонарей позади супермаркета, и они оба в этот момент вздрогнули, прежде чем понять, кому та принадлежит.
— Ты волшебное создание, — выдохнул Гэнси и обнял её за голову, освободив большую часть её волос от заколок. Они оба дрожали от холода. Всё было обманчивым и застывшим под этим чёрным небом с двумя лицами Ламоньера в её памяти. Она услышала, как хлопнули дверцы автомобиля, может быть, с главной парковки, каждый звук в ночи был далёким и близким.
— Это было потрясающе.
Генри держал руку над головой ладонью к небу. Насекомое вихрем поднялось с неё, на мгновение в темноте его осветили уличные фонари, но проиграли черноте. Он наблюдал, как насекомое исчезло, а затем вытащил свой телефон.
Блу настойчиво спросила:
— Чего они хотели? Почему мистер Грей думает, что их интересуешь ты?
Генри наблюдал, как сообщения одно за другим возникали на экране.
— Робопчела... Гэнси-чувак рассказал тебе, что это? Хорошо... Робопчела была одним из первых предметов, из-за которых поссорились Ламоньер и Гринмантл. Линч говорил о её продаже одному из них, а вместо этого продал её моей матери, потому что она хотела её для меня; она об этом никогда не забывала. Вот почему они ненавидят её, а она ненавидит их.
— Но Ламоньер здесь не из-за тебя, верно? — спросил Гэнси. Он тоже смотрел на экран телефона Генри. Казалось, тот сообщал, где был Ламоньер.
— Нет, нет, — согласился Генри. — Я готов держать пари, что они узнали машину вашего Серого Человека из прошлых дней и зашли посмотреть, было ли что взять от Кавински, пока они тут. Я не претендую на то, чтобы знать планы французов. Мне неизвестно, опознают ли они меня из той ямы в земле, сейчас я старше. Но всё же. Ваш убийца, кажется, думает, что они могут. Он сделал мне одолжение. Я этого не забуду.
Он повернул телефон так, что Блу смогла увидеть живой репортаж о действиях Ламоньера. Текст появлялся урывками и странно, в форме беседы, описывал медленный отъезд Ламоньеров с парковки в той же самой манере, в какой Генри описывал предстоящую продажу артефакта. Мысли Генри на экране. Это была жуткая и особая магия.
Пока они вместе наблюдали за экраном, Гэнси распахнул своё пальто и запрятал в него Блу вместе с собой. Это тоже была жуткая и особая магия, лёгкость поступка, его тепло, окружившее её, его сердцебиение, колотившееся ей в спину. Он закрыл ладонью её травмированный глаз, как будто защищая его от чего-то, но это было лишь оправдание касания кончикам пальцев её кожи.
Генри остался безучастным к такому публичному проявлению близости. Он прижал пальцы к экрану телефона, тот моргнул несколько раз и ответил ему что-то на хангыли [34].
— Ты хочешь... — начала Блу и заколебалась. — Ты должен остаться с одним из нас на ночь?
Удивление осветило улыбку Генри, но он помотал головой.
— Нет. Не могу. Должен вернуться в Литчфилд, капитану надо на свой корабль. Я бы не простил себе, если бы они пришли туда в поисках меня, а нашли бы Ченга Два и остальных. Я отправлю робоплчелу посмотреть, можем ли мы... — Он описал круг одним пальцем, жест, означающий что-то вроде места встречи.
— Завтра? — переспросил Гэнси. — Предполагается, я встречаюсь с сестрой за обедом. Вы оба, пожалуйста, приходите.
Ни Генри, ни Блу не нужно было ничего произносить вслух; Гэнси наверняка должен был знать, что, просто прося, он убедился, они оба придут.
— Я так понимаю, мы теперь друзья, — предположил Генри.
— Нам следует быть друзьями, — ответил Гэнси. — Джейн говорит, так должно быть.
— Так должно быть, — согласилась Блу.
Теперь что-то ещё осветило улыбку Генри. Подлинное и довольное, но ещё и что-то большее, и совершенно не существовало для этого слов. Он убрал в карман свой телефон.
— Хорошо, хорошо. Берег чист, я вас оставляю. До завтра.
Той ночью Ронан не грезил.
После того, как Гэнси и Блу покинули Барнс, он прислонился к одному из передних столбов крыльца и уставился на своих светлячков, мерцающих в промозглой тьме. Его нервы оставались настолько оголены и напряжены, что трудно было поверить, как ему удавалось всё ещё бодрствовать. Обычно он отправлялся спать, чтобы избавиться от этой обнажённой энергии. Но это был не сон. Это была его жизнь, его дом, его ночь.
Спустя несколько мгновений он услышал, как дверь за спиной легко приоткрылась, и к нему присоединился Адам. Они молча наблюдали за танцующими огоньками над полем. Несложно было заметить, как Адам напряжённо обрабатывал свои мысли. Внутри Ронана поднимались слова и лопались, прежде чем успевали вырваться. Он чувствовал, что уже задал вопрос, но так и не смог бы дать ответ.
На границе леса появились три оленя, как раз на краю досягаемости для света с крыльца. Один из них был красивым бледным самцом. Его рога напоминали ветви или корни. Он наблюдал за ними, а они наблюдали за ним, и Ронан не выдержал:
— Адам?
Когда Адам поцеловал его, это походило на каждую милю в час, на которые Ронан когда-либо превышал ограничения скорости. Это была каждая окна-вниз, мурашки-по-коже, зубы-стучащие-от-холода ночная гонка. Это были рёбра Адама под ладонями Ронана и губы Адама под его губами, снова, снова и снова. Это была щетина на губах и Ронан, вынужденный остановиться, чтобы перевести дыхание, перезапустить своё сердце. Они оба были голодными животными, но Адам голодал дольше.
Внутри они притворились, что будут грезить, но не делали этого. Они распластались на диване в гостиной, и Адам изучал татуировки, покрывающие спину Ронана: все острые края, которые удивительно и страшно цеплялись друг за друга.
— Unguibus et rostro [35], — сказал Адам.
Ронан приложил пальцы Адама к своим губам.
Он больше не спал.
Той ночью демон не спал.
В то время как Пайпер Гринмантл спала урывками, мечтая о предстоящем аукционе и своём восхождении к славе в сообществе магических артефактов, демон разрушал.
Он разрушал физические атрибуты Энергетического пузыря — деревья, существа, папоротники, реки, камни — но ещё он разрушал призрачные идеи леса. Воспоминания, пойманные в рощах, песни, создаваемые только в ночное время, подкрадывающуюся эйфорию, которая угасала и текла вокруг одного из водопадов. Всё, что было нагрежено в этом месте, он разрушал.
Грезящий будет уничтожен самым последним.
Он будет сражаться.
Они всегда сражаются.
Пока демон возвращал всё на место и разрушал, то продолжал натыкаться на нити собственной истории, дразнившие поросль. Истории его происхождения. Это благодатное место, богатое энергией энергетической линии, хорошо подходило не только для взращивания деревьев и королей. Оно также подходило для выращивания демонов, если на него было пролито довольно много плохой крови.