В этом лесу было пролито более чем достаточно плохой крови, чтобы создать демона.
Не многое останавливало его работу. Он был естественным врагом леса, и ещё никому не пришло в голову то единственное, что остановит демона на его пути. Только старейшие деревья вступали в борьбу, потому что помнили, как это делать. Медленно и методично демон ломал их изнутри. Чернота стекала бисером с их разлагающихся ветвей; они валились на землю, когда сгнившие корни превращались в ничто.
Одно дерево сопротивлялось дольше остальных. Она была самой старой, уже видела демона прежде и знала, что порой речь идёт не о том, чтобы спасти себя, а продержаться достаточно долго, пока не подоспеет помощь. Поэтому она держалась, и даже дотянулась до звёзд, в то время как её корни были вырыты, она держалась и пела другим деревьям даже тогда, когда её ствол сгнил, она держалась и мечтала о небе, даже тогда, когда была разрушена.
Другие деревья выли; если она была уничтожена, кто сможет устоять?
Демон не спал.
В зависимости от того, с какого места вы начали знакомство с этой историей, она была о Гвенллиан.
Тем рассветным утром она проснулась с криком.
— Подъём! — провопила она себе, подскочив с кровати. Её волосы ударились о чердачный потолок, и череп последовал их примеру; она прижала руку к голове. За окном, однако, стояло тускло-серое раннее утро, но она стукнула по выключателям, повернула ручки и потянула верёвки каждого светильника комнате. Тени завертелись так и сяк.
— Подъём! — снова сказала она. — Мать, мать!
Её сны всё ещё цеплялись за неё: деревья, растворяющиеся чернотой, и демоны, шипящие и разрушающие; она замахала руками, чтобы снять паутину с волос и ушей. С трудом натянула платье через голову, а потом ещё одну юбку, обувь и свитер – она нуждалась в своей броне. Потом она, покачиваясь, прошла мимо карт, которые оставила разбросанными на полу, и трав, которые сожгла для медитаций, и направилась сразу к двум зеркалам, оставленным её предшественницей. Нив, Нив, прелестная Нив. Гвенллиан всё равно узнала бы её имя, даже если бы остальные не сказали, потому что зеркала всё время нашёптывали и пели его. Как они любили её, и как они ненавидели её. Они судили её и восхищались ею. Превозносили и низвергали. Нив, Нив, ненавистная Нив, которая хотела заставить весь мир уважать себя и сделала всё ради этого. Это была Нив, Нив, прелестная Нив, не уважавшая саму себя.
Зеркала в полный рост были установлены лицевой стороной друг к другу, вечно отражая отражения. Нив выполнила некий сложный ритуал, чтобы убедиться, что они обладают всеми возможностями, которые она могла представить для себя и не только, и в итоге, одно из зеркал поглотило её. «Чёрная магия», — сказали бы женщины из Сихарта [36]. Их бы всех отправили на дрова.
Гвенллиан встала между зеркалами. Их магия тащила к себе и завывала. Стекло не предназначалось для того, чтобы показывать так много одновременно; большинство людей не были созданы, чтобы обработать столько возможностей сразу. Однако Гвенллиан была просто ещё одним зеркалом, и потому эта магия лишь слегка задевала её, не причиняя вреда, когда она прижала ладони к одному из стёкол. Она потянулась ко всем возможностям и огляделась по сторонам, бросаясь из одной ложной истины к другой.
— Мать, мать, — произнесла Гвенллиан вслух. Её беспорядочные мысли изменялись, если она тут же не произносила их вслух.
И вот появилась мать: в этом настоящем, в конкретной возможности, в этой реальности, где сама Нив была мертва. Лес, будучи разрушенным, и мать Гвенллиан, уничтоженная вместе с ним.
Разрушение
Разрушение
Раз...
Гвенллиан с криком расколотила зеркала о пол. Крик раздался снизу; дом просыпался. Закричав вновь, Гвенллиан облазила свою комнату в поисках инструмента, оружия. Но на чердаке мало что годилось для создания вмятины... ах... Она схватила лампу, с силой выдернув шнур из стены, и с грохотом спустилась по лестнице. Бум, бум, бум, сопровождал каждый её скорый шаг.
— Артемусссссссссссс! — проворковала она. Её голос оборвался на полуслове. Она проскользнула в тусклую кухню, которую освещали только маленькая лампочка над печкой да рассеянная серость, проникавшая через окошко над раковиной. Один туман, никакого солнца. — Артемусссс!
Он не спал; скорее всего, он видел тот же сон, что и она. В конце концов, у них в жилах текла одна и та же звёздная жидкость.
— Уходи, — раздался его голос из-за двери.
— Открой дверь, Артемусссс! — велела Гвенллиан. Она задыхалась. Её трясло. Лес разрушен, её мать уничтожена. Этот трусливый маг прячется в кладовке, убивая всех своим бездействием. Она толкнула дверь; он подпёр её чем-то изнутри.
— Не сегодня! — ответил Артемус. — Нет, спасибо! Слишком много событий в этом десятилетии. Возможно позже! Не могу устроить потрясение! Спасибо, что уделила время!
Он был советником королей.
Гвенллиан ударила лампой по двери. Лампочка разлетелась с серебристым звоном; один конец разбил тонкий ламинат двери. Она пропела:
— Маленький кролик там, в норе, там, в норе,
Маленький лис там, в норе, там, в норе,
Маленький пёс там, в норе, там, в норе!
Выходи, маленький кролик, у меня есть вопросы. О демонах.
— Я медленно развивающееся существо! — проныл Артемус. — Я не могу быстро адаптироваться!
— Если кто-то грабит нас, возвращайтесь после работы! — раздался голос Кайлы сверху.
— Ты знаешь, что случилось с моей матерью, дурная ветвь? — Гвенллиан высвободила лампу из двери с тем, чтобы нанести ещё удар. Трещина расширилась. — Я расскажу тебе, что увидела в своих зеркальных зеркалах!
— Уходи, Гвенллиан, — сказал Артемус. — Я ничего не могу для тебя сделать! Оставь меня в покое!
— Ты можешь сказать, где мой отец, маленький кустарник! В какую дыру ты его засунул?
Швак
Дверь раскололась на две части; Артемус, отпрянув, вжался в темноту. Он съёжился среди пластиковых контейнеров, продуктовых сумок и мешков с мукой. Он защищал от неё лицо, в то время как она орудовала лампой.
— Гвенллиан! — окликнула Блу. — Что ты творишь? Двери стоят денег.
Это была маленькая дочь Артемуса (он в любом случае её не заслуживал), пришедшая, чтобы спасти его. Она схватила Гвенллиан за руку и помешала той проломить лампой его трусливый череп.
— Разве ты не хочешь разгадать его, синяя лилия? — прокричала Гвенллиан. — Я не единственная хочу получить ответы. Ты слышал крик моей матери, Артемусссс?
— Гвенллиан, хорош, ещё рано, мы спим. Или спали, — не унималась Блу.
Гвенллиан бросила лампу, высвободила руку и схватила Артемуса за волосы. Она поволокла его из кладовки, а он скулил, как собака.
— Мам! — заорала Блу, накрыв рукой один глаз. Артемус распластался между ними, глядя снизу-вверх.
— Говори, Артемус, насколько силён этот демон, — прошипела Гвенллиан. — Говори, кто явится следующим. Говори, где мой отец. Говори, говори.
Неожиданно он встал на ноги и побежал, пока Гвенллиан скребла пальцами воздух и хваталась за него, скользя по разбитому стеклу лампочки. Она упала на бедро и с трудом процарапывала себе путь обратно наверх. Пока она искала хоть какую-нибудь опору, он выбежал через стеклянную дверь на задний двор, а когда она ворвалась в туманный двор, он уже взобрался на самую нижнюю ветку бука.
— Ты, трус, ему не нужен! — прокричала Гвенллиан, хотя и боялась как раз обратного. Она рванулась за ним, начала лезть сама. Ей не были чужды деревья и их ветви, и она была быстрее.
— Ты интриган, ты мечтатель, ты...
Её платье зацепилось за ветку, спасая ему мгновение. Артемус выбросил руки вверх, нашёл ветку и вскарабкался выше. Когда она снова начала взбираться, по ней недружелюбно забарабанили листья и маленькие веточки.