— Я никогда раньше не слышала о скипидаре, но это какая-то странная смесь.
— И тем не менее эта смесь целебнее, чем горячее масло. — Джон снял последний слой бинтов и нахмурился, глядя на ее ладони и пальцы.
Мария тоже посмотрела на них с каким-то брезгливым отчуждением, как будто это не ее руки, а выставленные на обозрение куски плоти, сырые куски мяса, сочащиеся кровью и гноем. Кое-где нити от бинтов уже вросли в раны.
Он поднял на нее глаза, готовый к тому, что она сейчас потеряет сознание. В общем-то, это было бы самое лучшее.
— Будет больно.
— Вы мне обещали, что не будет, — слабо запротестовала Мария.
— Я не ожидал, что это так серьезно. — Джон поднялся и подошел к стенному шкафчику. Она следила, как он достал графин и налил в чашку какую-то жидкость.
Шотландец протянул ей чашку.
— Вы должны выпить это, женщина.
— Кипящее масло? — слабо улыбнулась она.
— Пейте, — приказал он. Молодая женщина протянула руку, пальцы ее дрожали. «Как она вообще могла дотрагиваться до чего-либо такими руками?» — спросил он себя. И ласково попросил: — Пейте, пейте, дорогая.
Он поднес чашку к ее губам. Она сделала один глоток. Жидкость обожгла ей губы.
— Это что-то крепкое. Скипидар?
Джон усмехнулся:
— Виски. Добрый шотландский напиток. Но, боюсь, недостаточно крепкий. — Он снова поднес чашку к ее губам, и она выпила до дна. На ее губах янтарные капли сверкали как драгоценности. Он смахнул их пальцем.
Его жест был таким интимным. Нормы поведения диктовали Марии отпрянуть, но она не пошевелилась. Почему-то здесь, в каюте, за этими темными стенами, она чувствовала себя как бы отрезанной от своего прошлого. От двора. От всего, чему ее учили. Она не опустила глаз под его взглядом.
Джон смотрел на нее несколько мгновений не отрываясь, затем поспешно убрал руки, как будто они был изранены. Она замужем!
Мария почувствовала стыд и раскаяние. Что на нее нашло? Жар охватил ее всю, лицо горело. Она смотрела, как он взял ее руки и медленно опустил их в миску.
На глазах у нее выступили слезы, она попыталась отдернуть руки, но он крепко держал. Ее пронзила боль, но она решила выдержать. Должна выдержать.
Шотландец осторожно наложил на кровоточащие ладони влажную повязку. Мария не отрывала глаз от его рук. Какие они крупные, как сильны, красивы и осторожны его пальцы.
— Должно быть, это случилось внезапно.
Она вопросительно на него посмотрела, часто моргая от пронизывающей боли.
— Нападение на ваш корабль, — пояснил он. — Иначе почему рядом с вами, чтобы защитить вас, оказался всего один человек?
Боль все усиливалась. Казалось, в кисти рук впились раскаленные прутья.
— Куда вы направлялись?
Она не поднимала глаз.
— В какой порт, по крайней мере? — Не получив ответа, он продолжал: — Вас будут искать, когда корабль не появится в доке.
Она сжала губы.
Джон плеснул в миску виски, отчего она снова дернулась. Он-то надеялся хоть немного отвлечь ее своими вопросами, но боль оказалась сильнее.
— Вы понимаете, что мы можем натолкнуться еще на кого-то спасшегося. На судне было много лодок?
— Несколько, — ответила она, не поднимая глаз.
Джон осторожно потянул за кусок материи, присохший к ладони. Она охнула.
Он сам был готов заплакать. Мария совсем побелела. В глазах ее стояли непролитые слезы. Она по-прежнему упрямо смотрела только на руки. Он видел много раненых, не раз обрабатывал раны. Но никогда потерпевшей не была столь красивая и мужественная женщина.
— Говорите, — приказал он. — Говорите что хотите, но не молчите.
— Больно.
— Знаю, — буквально прорычал он. — Но если бы вы не притворялись и не пытались это скрыть, то было бы менее болезненно.
Она ничего не ответила, но, отведя взгляд, стала смотреть в темноту.
— Говорите. Говорите со мной, Мария. Доверьтесь мне, вам станет легче. Вам нужно отделить от себя боль, не думать о ней.
— Не могу.
— Можете! Черт побери! — резко сказал он.
Она посмотрела на него, по ее щекам катились слезы. Он дотянулся до чашки, налил в нее еще виски и поднес чашку к ее губам.
— Пейте, — приказал он. На сей раз она не сопротивлялась и выпила все сразу до дна.
Он еще раз осторожно потянул и оторвал кусок материи от раны. Он почувствовал облегчение. Осталось немного.
— Но я не знаю, что сказать, — тихо проговорила она. — Так больно.
Следовало удалить еще лоскут кожи. Шотландец вытащил свой острый, как бритва, кинжал и положил его на стол.
Ему вдруг захотелось, чтобы она не проявляла столь сильную волю.
— Расскажите мне какую-нибудь историю, — предложил он.
— Я не знаю никаких историй. Что вы собираетесь делать вашим кинжалом?
— Вспомните счастливые моменты в вашей жизни. То, что вам предстоит, или то, что уже произошло. Мне нужно срезать здесь кожу. Вы ничего не почувствуете, уверяю вас.
У нее кружилась голова.
— В моей жизни не было счастливых моментов. — Она с ужасом смотрела, как он вытер кинжал бинтом и быстро отрезал болтающийся кусок кожи. Он был прав: она ничего не почувствовала.
— Вспомните своего мужа, — сказал он, глядя ей в глаза. — Свою свадьбу.
Он зачерпнул из кувшина горсть мази и осторожно положил ей на ладонь руки, которая была менее изранена. Она только тяжело дышала.
— Представьте себе его лицо, когда он узнает, что вы живы. Что вы спаслись с тонущего корабля.
Она покачала головой.
— Попробуйте, — потребовал он.
— Не могу, — слабо ответила она, глаза ее закатывались.
— Вы должны. Он ведь ждет вас. — Джон как можно осторожнее положил мазь на ее вторую руку. — Он будет ждать вас с распростертыми объятиями. С сердцем, полным любви. Он будет ждать вас на пристани, чтобы увезти с собой. А вы… вы броситесь к нему, задыхаясь от счастья.
Джон остановился. Она смотрела на него отсутствующим взглядом. Казалось, она даже перестала дышать.
— Мария, — он дотронулся до ее локтя и осторожно потряс ее.
— Но… он умер! — произнесла она и уронила голову на стол.
Значит, она не замужем! Она свободна!
5.
Джон Макферсон никак не мог сосредоточиться.
Он все еще чувствовал мягкое прикосновение к своей руке ее густых шелковых волос. Она была легка, как перышко, прелестна, как ангел. Но проще заставить мертвого довериться ему, чем ее. В конце концов она все-таки потеряла сознание.
Джон слышал, как шкипер что-то говорит ему, но смысл сказанного до него не доходил. Они склонились над картой, расстеленной на столе в его каюте. Машинально он следил за Дэвидом, тот показывал ему, где они предположительно находятся и каким курсом им лучше следовать. Но видел он перед собой только Марию.
После того как она потеряла сознание, Джон думал, что ему теперь будет проще забинтовать ее руки, но он ошибся. Джон перенес ее в другую каюту и остался с ней. Он не мог оторвать глаз от молодой красавицы, от ее белоснежной кожи, буквально светящейся при коптящей лампе. Он бы сидел здесь вечно. Понимая, что ведет себя глупо, он не двигался с места, размышляя над тем, что она сказала.
Итак, мужа у нее нет. Но как давно он умер? Есть ли дети? Почему она не носит траур? Куда направлялась? Что связывает Марию с ее спутницей? Как все это узнать, если она не хочет ничего рассказывать?
Глубокое дыхание Марии убедило его в том, что обморок перешел в сон. Он понимал, что обморок скорее всего вызвало общее истощение и виски, чем болевой шок. Она оказалась на удивление крепкой, и тем не менее он не мог оставить ее одну.
Рассмотрев синяки и порезы на ее лице, он решил, что их перевязывать не нужно. Даже это не уродовало и не разрушало ее удивительного очарования.
Ее блестящие черные волосы каскадом спускались на ровно вздымающуюся грудь, нежная кожа горла белела в золотистом свете лампы. Он остановил свой взгляд на ее полных чувственных губах. Интересно, так ли они сладки, как ему это представляется?