В агиографии Брунгильда сделала хорошую карьеру пугала. В самом деле, одним из очагов культурного «возрождения» был монастырь святого Галла. А ведь его основатель Галл входил в число двенадцати соратников Колумбана и, значит, ex officio [по должности (лат.)] был потенциальной жертвой королевы. Чтобы придать подобным рассказам большую содержательность, обращались к Ионе из Боббио, и когда Валафрид Страбон в середине IX в. написал «Житие святого Галла», он не преминул пнуть «вторую Иезавель»{1042}. В собственных сочинениях монахи обители святого Галла воспроизводили и давние проклятия Колумбана{1043}. Распространение таких произведений привело к удивительным результатам. Так, в X в. автор «Жития святого Менелея» настаивал, что его героя, безвестного овернского аббата, вызвали на суд ужаснейшей из франкских королев{1044}. Этот прием можно оценить тем более, узнав, что Менелей представлен еще и как отдаленный потомок императора Ираклия (610–641)! Но халтурщики, бравшиеся за написание житий, к историческим источникам обращались редко. Многие довольствовались тем, что сочиняли мало-мальски приемлемую историю с использованием обязательных сюжетов и уже знакомых персонажей. Когда в житиях галльских святых требовался гонитель, для этой роли использовали Брунгильду, как Нерона или Деция в «страстях» римских святых.
Но каролингская эпоха не ограничилась обзорами и подражаниями. Это был также период активного переписывания рукописей и, значит, открытия заново великих произведений поздней античности. В результате «Регистр» писем Григория Великого, до VIII в. остававшийся в Латеранских архивах, распространился по всей Европе. В 780-х гг. италийский монах Павел Диакон также обнаружил стихи Венанция Фортуната и способствовал их популяризации; придя в восхищение, он даже сочинил эпитафию, чтобы украсить могилу исчезнувшего поэта{1045}. Новое открытие этих источников неминуемо побуждало привнести в образ Брунгильды какие-то оттенки. Так, Павел Диакон в «Истории лангобардов» изобразил ее смелой и великодушной королевой{1046}.
Благодаря подобным любительским погружениям в старинные документы просвещенные люди каролингских времен вступали в непосредственный контакт с остатками того, что было сделано Брунгильдой. Так, в начале IX в. библиотекарь Лоршского монастыря нашел в Трире рукопись, содержавшую дипломатические архивы королевства Австразии, которые, вероятно, были собраны в 590-х гг. епископом Магнерихом. Гордый находкой, монах сделал с нее копию и привез свою добычу в Лорш. В этом интеллектуальном очаге, близком к каролингской власти, немедленно заинтересовались письмами Брунгильды. К тому же Карл Великий и его люди находились в состоянии латентного конфликта с Константинополем из-за притязаний первого на императорский титул и на обладание Истрией; применительно к этой ситуации эпистолярное досье 580-х гг. могло представить интересные прецеденты. Из-за ценности этого материала никто не хотел обращать внимание, что основной вклад в него внесла проклятая королева. Лоршский библиотекарь довольствовался тем, что записал в своем каталоге: «Книга из сорока трех писем епископов и королей, соединенных в единую рукопись»{1047}.
В более широком плане служители церкви каролингских времен проявляли профессиональный интерес к сохранению старинных документов. Во времена, когда письменные доказательства вновь обрели былое значение, любая грамота могла в тот или иной день оказаться полезной, позволив отстоять права или выдвинуть притязание на утраченные владения. Операция сохранения часто сводилась к переписыванию на прочный пергамент всех оригинальных документов, записанных на хрупких меровингских папирусах, причем без учета нравственных качеств донаторов. Так, оба каноника, скомпилировавшие с 872 по 875 гг. «Деяния епископов Оксерских»{1048}, записали в одну и ту же статью благочестивые дарения Брунгильды и ее убийцы Хлотаря II. Каноник Флодоард, составлявший в начале X в. «Историю Реймсской церкви», в то же время работал как архивист, которому известны нужды его учреждения{1049}. Сначала он навел справки об оригинальных грамотах, какими располагал его собор в подтверждение обменов землями между Брунгильдой и епископом Соннатием{1050}. Далее, умело используя книгу Григория Турского, составил протокол процесса Эгидия, чтобы получилась памятка о процедуре, какую следует производить для смещения епископа.