— Вы оба больные ублюдки! Я не буду ни с одним из вас. НИКОГДА!
Я встала и понеслась вон из комнаты.
— Тогда попрощайся со своим Луи Бертраном.
Я замерла. Сукин сын. Выродок. Я подлетела к нему и еще одна мощная пощечина влетела по другой щеке. Он играючи поправил челюсть.
— Ненавижу!
Еще один удар рассекал воздух, и он поймал его в свой кулак. Заломив мне руку, он повалил меня на кровать и быстро оказался на мне.
— Пусти!
Я визжала и брыкалась. Второй раз за мое недолгое пребывание дома я чувствовала себя беспомощной. Раньше я с легкостью могла вырвать их языки и прихлопнуть как назойливых мух. Да закрыть рот любому… Но сейчас я была так слаба… я растеряла все свои силы. Антон скрутил меня и придавил всем своим телом.
— Третий раз уже перебор.
Мое сердце колотилось как ненормальное.
— Не бойся, я — не мой брат, я не собираюсь заставлять тебя. Я просто хочу, чтобы ты успокоилась.
— Я спокойна.
— Я отпускаю?
— Да.
Он не спеша слез и сел рядом.
— Кристина, я прошу тебя, ты должна…
Бам, третья пощечина прилетела своему герою.
— Уже лучше. Надеюсь, все?
— Не знаю… еще не решила.
— Да послушай же наконец, ты должна пойти к своему мальчишке и бросить его.
— Но что я ему скажу?!
— Скажешь, что не любишь его, что поигралась и хватит.
Желудок скрутило в узел.
— Потом ты должна пойти к Олегу и сказать, что бросила его. И тогда ты, может быть, спасешь ему жизнь.
— Ни за что.
Я резко встала, запустила в него подносом с остывшим завтраком и вылетела из комнаты прочь.
— С возвращением…
Сказал мне он вслед, собирая с себя ягодный джем и облизывая пальцы.
__________________________
Я шла по коридору. И столкнулась с Вероникой.
— Эй, ты чего в таком виде? Это, кажется, рубашка Антона…?
Она заглянула в мое лицо.
— Ты что плачешь?
Я всхлипнула.
— Идем.
Мы пошли в в ближайшее помещение.
— Крис, что произошло?
Захлебываясь слезами, я рассказала ей о том, что случилось.
— Только не говори Габриэлю… прошу тебя…
— Конечно…
Она обнимала меня за плечи и гладила по волосам.
— Крис, тебе нужно остаться с Антоном. Это единственный способ избавиться от Олега и его преследований.
— ЧТО?! И ты туда же? А как же Луи?!
— Ты также глупа, как и мать. Вспомни, что произошло с МОИМ отцом!!!
— Но…
— Что НО?! Мы терпели, конечно, этот твой «искренний любовный» порыв, думали ты поиграешь и одумаешься… но ты зашла слишком далеко. Ты — Королева. И чтобы ты не делала, ничего не изменить. Закон есть закон. Хоть тысячу раз отрекись. У тебя не может быть долго и счастливо, пойми.
— Нет, может! Может! — бормотала я словно одержимая.
— НЕ МОЖЕТ!!! И забудь. Ты что хотела? Нарожать детей и печь пироги? Дружить семьями и смотреть мелодрамы? Мы созданы для другого и для других.
В моей груди образовалась огромная дыра, черная ледяная пропасть, в которую скинули на хрен все мои чувства, честь и достоинство.
— А как же ваши с Антоном отношения?
— Ты серьезно? Кристин? Нет, ну ты серьезно? Отношения? — издевательски рассмеялась сестра. — Мы — друзья.
— Хороши друзья. Я вижу, как вы дружите против меня.
— Мы желаем тебе счастья и беспокоимся за тебя!
— Нет, я не могу это больше выносить…
Я выбежала прочь в коридор. Куда мне теперь идти? Что мне делать? В моей комнате даже нет дверей… мне надо переодеться и поговорить с отцом.
Вдогонку я слышала крики Вероники, мольбы одуматься и вернуться.
Глава 7. Прощание
Я постучалась в дверь кабинета отца.
— Кто?
— Папа, это я…
Он открыл мне и отстранился. Я была заплаканная и вся дрожала.
— Что случилось? Ты же только вчера приехала, что ты уже успела натворить?
— Папа, я хотела посоветоваться с тобой… я не знаю, что мне делать. А все твердят мне бросить Луи.
— Входи же, не стой в дверях.
Я вошла и села в мягкое кожаное нагретое на солнце кресло. У отца на столе был сущий бардак, видно, что он разбирался с какими-то бумагами. Габриэль казался немного заполошным. Он сел за свой огромный захламленный стол и спросил еще раз.
— Объясни конкретнее, что произошло?
— Я боюсь за Луи, боюсь, что ему угрожает опасность.
— Милая, это нормально, бояться за своих любимых. Я вот тоже все время за тебя переживаю. И за Луи, конечно, тоже. Я люблю вас.
Но как же мне ему объяснить, сказать прямо я не могу.
— Пап, он смертен, понимаешь? Я боюсь, что кто-нибудь причинит ему вред или боль из-за меня.