Я шел, думая о своем молочном брате, о том, кто, как она сказала, появился волосатым. Его звали Денисом. И он никогда не был волосатым. Выглядел таким же, как все. Может и родился так, но должно быть все волосы потом выпали. Хотя, если вспомнить первые дни своей жизни, то когда сосал материнскую грудь, рядом со мной также чавкал какой-то волосатый, теплый комочек.
Но это я мог и придумать. Никто не может похвалиться, что помнит всю свою жизнь с рождения до смерти, так мы устроены, и хорошо, что так.
Для меня Денис был настоящим братом, я любил его и защищал от мелкоты на улице, когда они к нему приставали, потому что он был хрупким и каким-то неуклюжим. Да и к матери молочной относился с обожанием.
Наверно потому, что своей мамы у меня не было, а эта простая женщина делила поровну свою ласку между мной и Денисом, никому из нас не отдавая предпочтения.
Правда, однажды она меня укусила и очень сильно. Но это было от любви. Я понимал это. Следы от зубов долго не заживали, так и остался шрам на спине в конце концов, но я был слишком мал, чтобы возмутиться, хоть и долго плакал, а всех остальных это не интересовало.
Отец мне смерть матери так и не простил, долгое время меня словно не замечал, отдав на воспитание моим братьям и сестрам. Они старались, как могли, хоть и были ненамного больше меня.
Ксения старше всего на восемь лет, Кристина на семь, а братья-близнецы на пять.
До сих пор не понимаю, почему отец так со мной обошелся, я ему не мешал, дома старался не попадаться на глаза, ел последним, работал по дому больше всех. И очень хотел, чтобы он меня похвалил хотя бы раз, но кроме ругани в свой адрес никогда от него ничего не слышал. Наверное, в этом имелась своя правда. Я с детства знал, что не похож на своих родных. Выродок… а еще убийца родной матери!
Вот я шел от этой женщины и думал о том, а что было бы если отцу удалось бы найти хорошую повитуху, а не эту? Как бы отец относился ко мне? Или это было предопределено? Как сказала бабка — судьба?
Так или иначе этот разговор стал началом многих событий, которые изменили мою жизнь. Это тогда я думал, что мне плохо, но только через неделю решил, что жил как раз замечательно. Обстоятельства превратили мое существование в такое жуткое дерьмо, которое раньше даже представить не мог. Моя судьба решила, что пора меня вернуть на мой тернистый путь.
Все началось с того, что отец выгнал меня из дома.
Как я говорил, за мной братья установили слежку, и все-таки выследили мое место для свиданий. Я почувствовал, за мной кто-то наблюдает, прилюдно мне заниматься любовью не хотелось, поэтому проводил девушку до дома и вернулся обратно в парк, чтобы выяснить, кто же это желает мне добра. В парке легко спрятаться, прыгнул в кусты и затих, а протоптанная аллея перед тобой. Любой, кто за тобой пойдет, как на ладони. Жаль только, что парк не освещается, но зато над городом висела огромная луна, как круглый фонарь в полнеба.
Но чем ярче свет, тем темнее тени — так любил говаривать один мой знакомый вор.
Это он рассказывал мне как раз перед тем, как стражники собирались вздернуть того на виселице. Страха этот человек не испытывал, смерть была частью его профессии, и он к ней привык.
Под кустом было темно, я услышал шаги, и приглядевшись, увидел, как прошел мимо меня незнакомый мне человек. Это стало для меня неожиданностью, потому что сам-то уже твердо уверовал, что за мной следит кто-то из моих братьев.
Впрочем, они могли кого-то и нанять. Действительно, зачем им бить ноги в темноте улиц, если можно поймать какого-нибудь мелкого воришку за работой и заставить отрабатывать свой грех? Так или иначе человек меня потерял, вернулся назад, подозрительно глядя на кусты, даже обошел пару из них, в том числе и тот, под которым я лежал, но меня не увидел. Тяжко вздохнул, стоя как раз у куста, где я прятался, и поплелся обратно к выходу из парка.
Я подождал, на всякий случай пробежал немного вперед, и стал красться за ним, прячась за кустами.
Двигался бесшумно, но когда до выхода оставалось всего десяток шагов, я споткнулся обо что-то мягкое, теплое и пахнущее как-то очень знакомо.
Я остановился, пригляделся и с ужасом увидел, что передо мной лежит труп как раз того человека, что следил за мной.
Он был изорван, внутренности выедены, а сердце вырвано. Мне даже на мгновение стало дурно, хоть для настоящего воина, которым собирался стать, это было признаком слабости.
Шпион был не просто убит, на него напал самый настоящий зверь, поджидающий свою жертву в темноте у выхода — там прямо у входа находились самые густые кусты.