Телохранители вели под руки какого-то человека, который спотыкался на неровных камнях булыжной мостовой, вероятно потому что ничего не видел перед собой.
Луна уже вышла из-за туч, она была такой же огромной, как и вчера, и ее серебряный диск сиял так, что в его свете можно было шить в ее свете, метая мелкие стежки на дерюжке. Это любила делать моя молочная мама. Полнолуние было ее самым любимым временем, она садилась у раскрытого окна и шила, глядя то на ткань, то высоко вверх на испещренный оспинами лик светила.
А вот у этого несчастного глаза не могли ничего разглядеть от боли и ужаса рвущегося изнутри. Оттуда рвался и дикой едва слышный вой, мешавшийся со всхлипываниями — почему-то закричать в полную силу человек не мог, а только подвывать и рыдать, даже не пытаясь сопротивляться похитителям.
Он мог бы вырваться и убежать, если бы захотел. По крайней мере мне так казалось из темной темноты трактира, пахнущей дымом и готовящейся весь день снедью.
Но я не мог так далеко видеть и тем более слышать!
Такое со мной было впервые, никогда до этого так не сомневался в своем здравом уме, и никогда мне еще не было так страшно. Я твердо знал — вижу то, что происходит на самом деле, хоть это и невозможно.
Толстые метровой толщины стены сложенные из огромных валунов, которые невозможно выбить даже тараном, не пропускали света, в них не было ни единой щели, даже намека на нее, но я видел!
Лежал, дрожал от жуткого холода на твердой скамье и смотрел на то, что увидеть нельзя. Я замерзал, несмотря на то, что в трактире было даже жарко от горящего целый день очага, в котором готовилось мясо, туши зверей, убитых городскими охотниками в соседнем лесу. Тепло не могло выветриться, двери и окна были закрыты. Но мне было холодно, и холод шел изнутри, от сердца, которое словно превратилось в кусок твердого синеватого льда.
А еще мне было одиноко, хоть рядом лежал Денис — мой молочный брат, единственный из людей, кому я доверял сейчас на этом свете.
Он так же, как и я, не спал, часто вздыхал и бормотал слова какой-то древней молитвы, словно старые боги могли помочь двум несчастным паренькам, против которых ополчился весь мир.
Я наблюдал, как страшная процессия дошла до ворот, ведущих на холмы. Несмотря на строжайший запрет данный стражникам о том, что ночью створки должны быть наглухо закрыты, чтобы не пропустить нечисть к богатым, сейчас они были открыты настежь!
Два стража стояли рядом с распахнутыми створками и смотрели перед собой ничего не видящими глазами. Вряд ли они ослепли, скорее спали с открытыми глазами, и возможно даже видели какие-то сны.
Рыжеволосая и вся ее компания прошли неспешно мимо, вышагивая в гору по булыжной мостовой, мне даже показалось, что я слышу, как звенят набойки на сапогах коротышки. И стражи задвигались, закрыли двери и отправились в свою сторожку, спать на этот раз уже по-настоящему, а не стоя в одних рубашках на ночном довольно прохладном ветре.
Процессия поднялась выше, подошли к высокому замку, двери которого также были раскрыты, вошли внутрь, и на этом видение исчезло.
А я, так и не заметив перехода от бодрствования к кошмару, заснул.
Приснившийся мне сон стал продолжением видений, он был странен, в нем многое казалось непонятным: молнии били с небес по чьему-то приказу, странный зеленоватый свет исходил из чужих раскрытых рук и нес в себе смерть.
А высокая рыжеволосая женщина с изумрудными глазами ведьмы улыбалась.
Каким-то образом я понимал во сне, что моя жизнь как-то связана с ней, мы встретимся и очень скоро, только встреча эта не принесет мне ничего кроме горя и боли.
Следовало бежать из этого города и немедленно. Но как уйти, когда по темным улицам бродит зло, а городские ворота наглухо закрыты, и каждому кто подойдет к ним без каких-либо объяснений вобьют в грудь серебряный болт?
Именно такой отдан приказ стражникам.
А через стену не перелезешь, они высокие, хоть и абсолютно бесполезные.
Я вздохнул, сон мой стал более спокоен. Сердце перестало суматошно биться, холодный пот на лбу высох, понемногу согрелся, даже лавка перестала казаться твердой.
Я медленно стал подниматься вверх к закопченному потолку, прошел его, оказался в комнате, где с кровати звучал зычный храп, просочился сквозь потолок оттолкнулся от него и поднялся вверх над крытыми черепицей крышами.