Возможно за моей спиной уже сейчас тенью скользит один из наемных убийц, готовясь воткнуть мне в спину тонкий и длинный нож с меткой, по которой в нашем городе определяют заказное убийство.
Впрочем, это я уже размечтался, отец предпочитает более дешевые и надежные методы, вроде арбалетного болта в грудь.
Правда, обижаться на него все-таки не стоит. В конце концов он меня вырастил, поднял на ноги, выучил грамоте и многому другому, что могло пригодиться в моей будущей жизни.
Благодаря этому, я вполне самостоятелен и могу за себя постоять. Меня на плацу гоняли так, словно хотели убить, там я приобрел выносливость и терпение — основные черты настоящего воина. Заодно достаточно знаний, чтобы выживать в любой обстановке, слушая рассказы воров и убийц, дезертиров и неудачливых наемников перед казнью.
Сестры выбросили не только меч, но и добротные сапоги одного из братьев, которые стали ему малы, старую кожаную куртку другого из которой тот вырос, и отцовский мешок для дальних странствий, с уложенным в него флягой, кресалом и огнивом — тот им давно не пользовался.
Взяв все это, я сразу почувствовал себя гораздо лучше.
Мне не хватало только лука и стрел, но это и сам смогу сделать в первом же лесу, который встретится нам по дороге.
Орешник или тис — все сгодится, правда, лук не будет боевым, но убить зайца или человека с расстояния сотни метров, я смогу.
В дальних странствиях без такого оружия в лесу делать нечего — останешься голодным, потому что ни одна птица или животное не подпустит тебя к себе, чтобы ты мог ее поймать.
Силки — хорошая штука, но они требуют времени и знания звериных троп, поэтому лук и, пожалуй, праща — лучшее средство для добычи пропитания в дальней дороге.
Я помахал сестренкам на прощанье рукой и пошел к рыночной площади, не испытывая ни сожаления ни горечи от разлуки с семьей.
Мы жили вместе, временами нам было неплохо, но большей любви между нами не было. А разве не то же самое происходит в других семьях?
В какой-то момент дети вырастают и начинают искать свои пути, ведущие к смерти.
Какое это замечательное ощущение, когда перед тобой лежит весь мир, или если хотите — чистый лист, на котором можно написать все, что захочешь.
Это потом когда проживешь немного, пройдешь отмерянную тебе часть пути и определится рисунок твоей судьбы, только тогда станет ясно, что все было иллюзией.
И окажется, что идти можно только в одном направлении, дорога всего одна, да и та ведет к могиле. Кто идет короткой дорогой, кто длинной, но все в одно место.
Но пока почему бы не порадоваться своим первым шагам, особенно когда экипирован на славу, молод, неопытен и готов ко всему новому?
Именно такое чувство я испытывал, вышагивая по булыжной мостовой, старясь держаться подальше от мутного дурно-пахнущего ручейка нечистот бегущего посередине улицы.
При этом не забывал зорко смотреть по сторонам, чтобы не напороться на кого-либо из стражей или друзей отца — кончиться это могло плохо…
Сражаться с ними мне не хотелось, могли и убить, тем более, что стражники по одному не ходят…
Никита исчез, он услышал его торопливые удаляющиеся шаги. Лежать рядом со своей же рвотой, и ощущать ее гадкий запах, даже думая, что умираешь — не самое приятное занятие.
Поэтому Костя согнул ноги в коленях и оттолкнуться от земли, пятки скользили по влажному мху, но ему все-таки удалось сдвинуться на десяток сантиметров. Этого было мало, запах никуда не ушел, а стал еще омерзительнее, пришлось двигать онемевшими конечностями до тех пор, пока он не уткнулся головой в кусты.
Острый шип расцарапал ухо, но одной царапиной больше, одной меньше — какая разница, если все равно скоро умрешь?
Его не это заботило, а запах.
Герой не должен умирать в своей собственной рвоте, а как-то по-другому более красиво, сжимая в руках меч. Но его оружие осталась в ноге нечисти, которая если верить Никите, наткнулась на его копье и умерла. На это он даже надеяться не мог, хоть и видел краешком глаза, что оно падало именно на копье.
Кусты как место упокоения ему не понравилось, люди не смогут увидеть его мужественного лица среди колючих веток и изумрудной листвы. Пришлось снова двигаться.
Невероятным образом, кусая итак уже распухшие от боли губы, Косте удалось перекатиться в сторону, снова оттолкнуться, потом еще раз, и… упереться головой в дерево.