– Не правда ли, что сегодняшний бал прекрасен? – разобрала я обращенные ко мне слова моего партнера по танцу.
Я охотно согласилась и, вырвавшись, наконец, из своих мыслей, обвела взглядом зал. Барон Рошен как раз танцевал с Констанс, и выглядели они абсолютно счастливыми.
На этот бал приехали и родные девушек, принимавших участие в отборе – я видела, как наши участницы старались использовать каждую свободную минутку, чтобы пообщаться с родителями, братьями и сестрами, по которым, должно быть, сильно скучали. А ведь им так много нужно было рассказать!
Но я заметила и то, что мадемуазель Нуара в перерывах между танцами почти ни с кем не общалась, разве что обменивалась поклонами и дежурными фразами со знакомыми дамами.
Мой кавалер, проследив за направлением моего взгляда, сказал:
– Они прелестно смотрятся, вы не находите?
Я кивнула в ответ. Мужчина, с которым я танцевала, был уже в годах и наверняка должен был что-то знать о родных Констанс. И я решилась задать вопрос:
– Кажется, никого из близких мадемуазель Нуаре в зале нет?
Мой собеседник посмотрел на меня с удивлением.
– Разумеется, нет, мадемуазель! Нуаре и Рошены давно не ладят друг с другом. И я, признаться, удивлен, что сама мадемуазель Нуара оказалась удостоена приглашения на этот бал.
– Не ладят друг с другом? – заинтересовалась я. – Но почему?
Но ответить на этот вопрос мой визави не смог:
– Какая-то давняя вражда, о причинах которой, возможно, никто уже и не помнит. Знаете, как бывает – прадеды ссорятся между собой, а потом их детям, внукам и правнукам приходится продолжать эти распри, дабы не быть обвиненными в предательстве своей семьи.
Музыка на время стихла, и я решила воспользоваться этим и выйти из зала, чтобы обдумать то, что я только что услышала. Мне нужно было узнать об этой вражде еще хоть что-то, чтобы понять, насколько серьезной была причина для нелюбви баронессы к мадемуазель Нуаре.
Но подумать мне не дали, потому что как только я вышла на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха, меня окликнули:
– Мадемуазель Лафлёр! Мне нужно с вами поговорить!
Я обернулась – передо мной стояла мадемуазель Шарби, и взгляд ее был полон отчаяния.
Что она собиралась мне сказать? Неужели она собирается склонить меня на свою сторону, тоже предложив некоторое количество форинтов? Стыдно признаться, но меня ничуть не возмутила эта мысль. Если речь пойдет о внушительной сумме, то у нам будет дополнительный резон поддержать баронессу.
– Я должна вам кое в чем признаться, мадемуазель Лафлёр!
Признаться? Нет, кажется, речь пойдет не о деньгах.
– Слушаю вас, мадемуазель Шарби, – сказала я, по-прежнему ничего не понимая.
– Я влюблена! – выпалила девушка и густо покраснела, а веснушки на ее милом лице стали еще более заметными.
Ну, что же, это было ожидаемо. Она не готова предложить нам деньги, но намерена расположить нас к себе таким вот трогательным признанием. Я едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Нет, такое признание на хлеб не намажешь.
– Это вполне естественно, мадемуазель! – я постаралась улыбнуться как можно мягче. – Раз вы решились принять участие в отборе, то логично предположить, что вы должны испытывать к его милости теплые чувства.
– Нет-нет! – она замотала головой. – Вы не поняли меня, мадемуазель! Речь идет вовсе не о бароне Рошене! Я люблю вашего брата!
Глава 11
– Ты совсем сошел с ума, если вздумал строить глазки девице, на которую наша нанимательница делает ставку! – я гневно расхаживала по комнате, а Джул и Мэтью сидели в креслах с таким подавленным видом, что мой запал быстро прошел. И уже более спокойным тоном я спросила: – И что нам теперь, скажите на милость, с этим делать?