Ее милость слушала его со всё возрастающим волнением. И ненависть в ее взгляде сменилась сначала недоверием, а теперь и изумлением.
– Письмо? О каком письме вы говорите?
А вот теперь уже был изумлен Нуаре.
– О том, которое я написал, прежде чем отправился на острова. Я оставил его вашему отцу – он сказал, что передаст его вам и со своей стороны постарается объяснить вам, что я не мог поступить по-другому.
– Но он не передал мне его, – голос баронессы дрогнул. – Он всегда был против нашего с вами брака.
Она уже не держалась на ногах и опустилась на диван. Она не заплакала, но, право же, лучше бы она сделала это, потому что лицо ее, еще совсем недавно надменное, вдруг стало растерянным.
– Он вам его не передал? – мне показалось, что шевалье тоже пошатнулся.
– Как вы могли не поговорить со мной лично, Гастон? – слёзы всё-таки потекли по ее побледневшим щекам. – Как вы могли уехать, не поговорив со мной?
Он тут же оказался подлее ее ног, схватил ее дрожащую руку и принялся покрывать ее поцелуями.
– Неужели ты думала все эти годы, что я тебя разлюбил? Тебя, которая была для меня тем огнем, что согревал меня в годы скитаний? И именно тебе я вёз всё то, что сумел добыть на золотом прииске на острове Трези.
– Я ждала тебя, – всхлипнула баронесса. – Ждала два года. Я ждала бы и дольше – сколько угодно бы ждала, если бы знала…
– А я вернулся только через пять лет. Узнал, что ты уже замужем и уехал снова – на сей раз в столицу. Там женился. А четыре года назад овдовел. Тогда я и решил вернуться сюда, в Нанси, вместе с дочерью. Я давно уже хотел поговорить с тобой, но при наших случайных встречах ты всегда вела себя со мной так холодно, что я решил, что стал тебе неприятен. А потом моя малышка Констанс влюбилась в твоего сына, и я понял, что по-другому и быть не могло.
– О, нет! – вскрикнула баронесса и, наконец, вспомнила о моем присутствии. – Мадемуазель Лафлёр, я же совсем забыла о конкурсе!
Глава 15
– Простите, шевалье Нуаре, но вынуждена попросить вас удалиться, – она словно пришла в себя и снова стала обращаться к гостю на «вы», но во взгляде ее уже не было той враждебности, с которой она встретила его всего лишь полчаса назад. – Я буду рада вас видеть в любое время, но сейчас, простите, я вынуждена вернуться к своим обязанностям хозяйки, которыми едва не начала манкировать.
К чести шевалье, он не попытался воспротивиться. Он еще раз поцеловал руку баронессы, потом поклонился мне и удалился. Но я не сомневалась, что он нанесет визит ее милости в самое ближайшее время.
– Прошу у вас прощения, мадемуазель Лафлёр, за то, что вы вынуждены были стать свидетельницей этой сцены. Я не предполагала, что всё закончится именно так. Впрочем, должно быть, вы и сами уже всё поняли.
Она и не догадывалась, что я всё поняла еще вчера. Более того – именно мой визит к шевалье Нуаре накануне и побудил того сегодня приехать в «Алую розу». Хотя уговаривать его навесить баронессу мне не пришлось – он с таким жаром ухватился за эту идею, что было понятно, насколько давно он сам к этому стремился.
– Я не уверена, что месье Нуаре сказал мне чистую правду, – смущенно сказала хозяйка и мило покраснела, – но в любом случае наш с ним разговор заставил меня осознать то, что я так долго пыталась игнорировать. Тридцать лет назад я лишилась своей самой большой любви, и хотя впоследствии я была весьма счастлива в браке с бароном Рошеном, я всегда помнила о том, что потеряла. А теперь (вы только вдумайтесь в это, мадемуазель Лафлёр!) я сама едва не лишила своего сына того же самого! Я никогда не забывала, как горько мне было тогда, но пыталась обречь Теодора на такие же мучения. Понимаете ли вы, мадемуазель, о чём я говорю?
– Думаю, что да, сударыня, – мне даже не пришлось уговаривать ее, она сама пришла к тому, к чему я хотела ее подтолкнуть. – Вы говорите о вашем сыне и мадемуазель Нуаре. И я считаю, что будет просто прекрасно, если вы позволите ему сделать собственный выбор, не доверяя это дело магическому шару или каким-то другим конкурсам. Я вполне понимаю ваше расположение к мадемуазель Шарби и ваше желание женить сына на девушке с хорошим приданым…