- Я издалека. У меня много имен. Кто-то зовет меня Сказитель, кто-то Глупец и Пустобрех, а кое-кто величает меня мудрецом. Поэтому как меня назвать, решать только тебе.
Флориана с серьезным видом кивнула. И потекла неспешная беседа, часто превращавшаяся в рассказы и высказывания Мудреца.
В тот день он многое поведал ей. Услышанное, увиденное, осмысленное им самим. С чем-то Флориана соглашалась, не согласная или, поддержавши частично, она вступала в распри и демагогии, но не продолжительные. Ей было лестно, когда он улыбался и говорил, что у Флориана сформировавшийся взрослый взгляд на жизнь и на мир, но интереснее ей было слушать его неспешную речь, пронизанную мудростью и опытом. Это было познавательно и необычно. Никто из ее учителей так раньше себя не вел. Их не интересовало мнение ребенка, пусть и будущей королевы. Они не стремились вложить в нее больше, чем того требовалось, не спешили делиться с ней своими выводами о чем-либо. За исключением учителя истории, пожалуй. Но все же это было не так как с Мудрецом.
За беседой она начисто забыла обо всех уроках, что еще были назначены у нее в тот день. Лишь когда сгустились сумерки, возвещая приход вечера, отец. Что все это время практически не вмешивался в беседу, решил, что пора закругляться. Они все устали, и им требуется отдых. Он спокойно отнесся к тому, что дочь фактически прогуляла занятия, но Флориана с горящими глазами и счастливой улыбкой заверила его, что провела это время с большей пользой, чем сделала бы это на любом из своих уроков, и узнала то, что никогда не рассказал бы ей ни один из ее учителей. Они попросту не задумывались о таких вещах или просто не хотели делиться ими с ней. Отец благосклонно кивнул Мудрецу, но попросил Флориану больше не прогуливать.
Незнакомый мудрец ушел рано утром, когда Флориана еще спала. С тех пор принцесса больше никогда не видела его. Она жалела только об одном, что так и не узнала, как его зовут. Хотя это не имело особого значения, про себя она дала ему имя в самом начале их беседы. И по сей день она пользовалась постулатами, что поведал ей в детстве одним солнечным днем Мудрец.
Следующее утро было солнечным и жарким, из-за чего в карете царила духота. Редкие порывы ветра, что проникали в открытые окна, не приносили облегчения, а лишь несли с собой горячий воздух. Флориана, жалея, что даже ее походная одежда громоздкая и неуклюжая, обмахивалась кружевным веером. Она не знала, что хуже. Сегодня, когда жарко как в топке, или как было вчера, когда она чувствовала себя так, словно едет в морозную зимнюю погоду. К замку Гайдена они должны были прибыть во второй половине дня ближе к вечеру, что не могло не радовать девушку.
'Может на этом все плохое кончится. Пока Дерек не предпринял и одной попытки избавиться от меня или как-либо испортить мне путешествие. Хотя, может быть, поторопилась с выводами. Мой брат далеко не идеален, но, возможно, все не так плохо, как я думаю, и он не захочет причинять мне вреда. Бесспорно, он хочет стать королем, но...'
Флориана все равно не могла убедить себя в правоте подобных рассуждений. Не давало это сделать все то, что она уже знала о брате, о его поступках, о его методах. И, конечно, еще слишком свежо было воспоминание о сне. До сих пор никто не напал на них, это не значит, что Дерек, сложа руки, сидел все это время, и сидит в замке, также попусту тратя время. Ведь, по сути, нападение могло быть спланировано, но банально могло не состояться из-за любой мелочи. Правду Флориана вряд ли когда-нибудь узнает.
Прошедшей ночью, когда она резко проснулась задолго до наступления утра, ей показалось, что у двери кто-то стоял. В слабом желтоватом свете, что лился из под щели под дверью была видна тень. И Фдориане даже показалось, что она слышала чье-то дыхание. Но это были уже домыслы и фантазии. Мало ли кто это мог быть. Вариантов было несколько, и все были похожи на правду: фрейлина проверяла все ли в порядке у ее госпожи, стоявшие на карауле солдаты поочередно несли вахту у ее дверей. Но предательская дрожь охватила миниатюрное тело королевы, а по лбу скатилась обжигающе холодная капля пота. Как от ее двери отошли, Флориана не видела и уже не слышала. Свет погас, но она не услышала ни скрипа половиц, ни звука шагов. Просто пришло ощущение, что у двери больше никого нет. Флориана еще долго не могла сомкнуть глаз, продолжая вслушиваться.
Флориана закрыла глаза, восстанавливая участившее от волнений дыхание. В горле пересохло от воспоминаний о чувстве тревоги и опасности, что накрыло ее. Она была готова даже признаться себе, что это был страх.