Она стояла в закатных солнечных лучах, равнодушная и очень красивая.
– К чему такая суета. Ради бога, пусть оставляет своего грязного кролика, если ему так хочется.
– Но, мадам… по крайней мере, надо посоветоваться со старшей миссис Проктор, – не унималась няня, чувствуя, что ее авторитет падает. – Мне были даны инструкции.
– Чушь! – отрезала Вэл, заметно утомленная и раздраженная спором. – Пока вы здесь, инструкции и приказы вам отдаю я.
– Вы позабыли, мадам, что меня нанимала другая миссис Проктор, – надменно напомнила няня, повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо: – Верни это животное и иди за мной, Пол. Тебе пора в ванную.
– Ух ты! – не выдержал Коузинс. – Вот это шоу!
– Возвращайся к своим обязанностям, – приказал Макс. – Пол, старина, сейчас тебе лучше сказать кролику «спокойной ночи». А завтра будешь играть с ним хоть весь день.
Мальчик посадил зверька обратно в клетку, осторожно закрыл дверцу и поднял на Селину полные мольбы огромные глаза.
– Они ведь не смогут забрать его, правда? – спросил он.
– Нет, – уверенно ответила девушка. – Я им не позволю. Он ведь твой. А теперь – бегом за няней.
Макс с неудовольствием заметил:
– Я думаю, эта женщина слишком много на себя берет. На твоем месте, Вэл, я подыскал бы кого-нибудь другого.
Та улыбнулась, но на щеках у нее вспыхнули красные пятна.
– Но пойми, Макс, она была права. Не я плачу ей. – Она развернулась на каблуках и пошла прочь.
Макс задумчиво посмотрел на Селину.
– Как все кругом непросто, – с каким-то неясным выражением проговорил он.
Селина просунула кролику сквозь сетку кусочек моркови, с удивлением ощущая, что гнев ее еще не прошел.
– Я считаю, это возмутительно – говорить перед всеми таким тоном с миссис Проктор! Почему только она не заберет Пола к себе! Тогда она могла бы найти ему в няни какую-нибудь хорошую провинциальную девушку, которая понимала бы его.
– Все не так просто, – устало повторил Макс. – Я и сам этого не понимаю.
– А какая ужасная сцена для мальчика! Неудивительно, что он такой трудный и странный – еще бы, постоянно с такой женщиной! Пока он ее не увидел, играл и веселился точно так же, как все дети.
– Да, я наблюдал за ним. Мне кажется, я впервые видел его таким счастливым и таким обыкновенным. Прекрасная мысль – подарить ему кролика.
– Вы ведь не позволите им забрать зверька, правда? – так же тревожно, как недавно Пол, спросила она.
Макс нахмурился, потом рассмеялся:
– Милая моя Селина, никогда еще не слышал, чтобы кто-то так волновался об обыкновенном кролике. Он ведь в конюшне, так? И мальчик может приходить играть с ним, когда захочет.
– Понимаете, это действительно важно.
Он похлопал ее по плечу:
– Конечно, важно. У тебя добрая и чуткая душа. Вот бы ты разобралась и с моими проблемами.
– А у вас они есть? – просто спросила Селина.
Макс быстро взглянул на нее и усмехнулся.
– Хотел бы я знать, что ты сделаешь с ними… такими… – загадочно заметил он.
Селина, которой было объявлено, что теперь она в состоянии выходить в море самостоятельно, все три своих свободных вечера провела на маленькой лодочке. Она научилась свободно справляться с ней и относилась к этому суденышку с чувством такой же ревнивой и гордой собственности, как Пол к своему кролику. Тело ее покрылось ровным загаром, а в медового цвета волосах, постоянно открытых солнцу и ветру, появились выгоревшие светло-золотистые пряди.
– Наша Селина прямо радует глаз, – сказал Клив Уильямс Вэл, когда они наблюдали за девушкой, легко шагавшей через лужайку.
– Правда? Я и не заметила, – равнодушно откликнулась Вэл.
Клив с сожалением взглянул на нее. В отеле ему не нравился практически никто, не исключая и Вэл, которую он считал пустышкой, использовавшей свою природную красоту.
– Это неудивительно! – язвительно бросил он.
Она искоса глянула на его худое, раздраженное лицо и улыбнулась. Его сварливые речи никогда не трогали Вэл.
– Она милое дитя, – лениво протянула она, – но не думаю, что даже ее лучший друг назвал бы ее хотя бы хорошенькой.
– Кто сказал что-нибудь о хорошенькой? – взорвался Клив. – Это безжизненное слово. Есть красота и уродство – и ничего между.
Она рассмеялась:
– О, это чепуха, Клив! Это уж слишком. Мы ведь не можем быть во всех отношениях красивыми, но с другой стороны, мы не можем быть во всем уродливыми.
– О, вы красивы, да, и вы это знаете. Но существует красота скелета, красота выражения даже на совершенно простом лице и, конечно, очевидная красота мысли и души, которую не скроешь ни под какой внешностью.