Ноэль пыталась сообщить, что там, за забором, ко мне будут относиться так же, как относятся к девушкам здесь.
Ничего.
Значит, пойду дальше.
Только подготовлюсь.
Ноэль принялась толочь корешок, жестом обнимая себя, будто мёрзнет, потом кашляя – показывая, что это для того, чтобы я избежала простуду.
Я её не понимала. Даже с разбитым лицом, она продолжала улыбаться, будто другой жизни и не может быть.
А я ей часто рассказывала про свою, на русском, правда, но она слушала. Про работу, про друзей, про любимые книги и любимую пиццу, про то, что люблю просыпаться по утрам под шум дождя, и валяться в кровати до тех пор, пока он не пройдёт.
Ноэль с грустной улыбкой слушала моё щебетание, прося, чтобы я ещё спела одну из тех «тёмных» песен. «Тёмный» – это что-то вроде «странный».
Я ей пела всё, что помнила, даже без отсутствия голоса, я смогла произвести на Ноэль впечатление. Она подпевала, забавно коверкая русские слова, но, должна отдать должное, русский она учила быстрее, чем учила их язык я.
Позже предприняла ещё одну попытку сбежать, на этот раз, расспросив у Ноэль, сколько идти до ближайшего поселения и куда вообще идти. Она, покачав головой, показала сторону и сказала, что выйду, когда Мескило Мели (так они называют солнце) спрячется, а дойду, когда покажется вновь.
Далеко не успела отойти. Особняк работорговцев только-только успел спрятаться за спиной, как я услышала стук копыт по утрамбованной просёлочной дороге. «Слышишь цокот копыт, представляй лошадь, а не зебру». Я и ожидала увидеть лошадь, а не то, что предстало перед моим взором.
Всадник ловко управлял каким-то существом, который вызывал лёгкую оторопь. Нет, на лошадь отдалённо он был похож, только на всю покрытую чешуёй, под которой бугрились слишком большие мышцы для обычного скакуна.
Всадник приостановился передо мной, половину лица закрывала тканевая маска. Я уже бросилась молить о помощи, с просьбой подвезти до города или телефона, как он совсем недобро на меня посмотрел. Совсем как тот, что нюхал мои волосы.
Потом его взгляд наткнулся на нашивку в виде некого насекомого на моём плаще, без всяких экивоков он забросил меня на свою ящеро-лошадь. Я била его кулаками, пыталась вырваться, но это было равносильно тому, что я пытаюсь избить стену.
В ужасе я наблюдала, как мы движемся в обратном от города направлении.
Только не это. Я даже представлять не хотела, что сделает со мной Фархан – тот самый, который вытащил меня из воды, который здесь главный. Он, в отличие от всех. Получает садистское наслаждение, избивая девушек. Как я могла подумать. Что он безобидный?
Только меня эта участь обходила стороной. Но лишь по тому, что Ноэль всегда брала на себя вину.
От того, что я пыталась сбежать, меня уже никто не спасёт.
По возращению обратно, со мной никто не церемонился. Моих, всё ещё скудных, знаний языка хватило, чтобы понять, что Фархан поблагодарил всадника за то, что тот вернул его собственность.
Я ожидала побоев, но вместо этого меня закинули в промозглую комнату в подвале по соседству с той, где делали отметки имари.
Ни одного удара. Оставшись одна в темноте, я вначале обрадовалась, что избежала боли, а потом стало страшно. Боялась шорохов в темноте, шагов сверху, боялась холода, от которого не могла спастись.
Не хватало только простудиться. Я приседала, пыталась качать пресс, даже прыгала, но становилось только холоднее, отчего зверски захотелось есть.
- Эй! – Я застучала по тяжелой двери, - эй! Я больше не буду, обещаю! Выпустите меня!
Никто не ответил. Я колотила по двери ногами и руками, пока костяшки не опалило болью от ссадин.
- Грэакхол! – Выкрикнула я слово, с которым здесь просили прощения, но в ответ тишина.
Слёзы отчаяния подступали, грозясь вырваться в полноценную истерику – первую за то время, что я здесь.
Внезапно дверь открылась.
Тусклый свет из коридора выхватил фигуру в мантии.
Старик медленно зашёл в мою тюремную камеру. Он сделал какое-то неопределенное движение ладонью, в которой зажёгся белый огненный шар и уплыл под потолок, даря мерцающий свет.
«Думай про лошадей, не о зебрах».
Старик заметил моё немое удивление в ответ на свой фокус и задумчиво ко мне присмотрелся.
- Фаатха дэ, - произнес он, потирая подбородок.
Он назвал меня тёмной, то есть странной.
- Ты откуда? – Говорил он медленно, чтобы я могла понять его. А я уже немного понимала этот тарабарский.
- Не знаю, - вырвалось быстрее, чем я могла осознать.
Зачем я соврала?
- Ты была окутана Дрэйрой. Кадда, - он начал ходить вокруг меня, заставляя каждый раз поворачиваться к нему лицом. Я боялась подставлять спину, - но ты пуста.