Выбрать главу

- Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула. - А вот теперь-то мы поговорим серьезно.

Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало самоуверенностью и самодовольством.

- Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.

- Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял со стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И листок, отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все. Вся история. Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.

- Но мы же договорились...

- Договорились, - с легкой иронией в голосе перебил он так, как говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.

Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:

- Где деньги, сука!

Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность в себе, сознание вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.

- По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? - спросила она стеклянным слегка дрожащим голосом.

- Прекрасное самообладание. - Зыков потер подбородок ладонью и, буравяще глядя Маше в глаза, почти любуясь ею, пальцами другой руки принялся барабанить по столу.

Абсолютно спокойной Маша оставалась только внешне. В душе же ее что-то дрогнуло. "Почему?! Почему он вдруг решил, что на нее можно кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно, чуть ли не со страхом... Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах? Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее - первое. Денег мне не жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так... Война так война".

- "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна? - следователь вновь неожиданно сменил интонацию на подчеркнуто корректную. - Да по такому, что вы - прекрасная актриса. Только на хитрую жопу, Мария Викторовна, есть, извините, член с винтом!..

- Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.

- На место! - рявкнул Зыков.

На место Маша не села, но остановилась:

- Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.

- Исчезнешь? - следователь ухмыльнулся. - Ну-ну, давай, а мы посмотрим... Чего ж раньше не исчезла? Это же элементарно, Ватсон: девочка-невидимка дает вдруг себя арестовать... девочка-невидимка не желает незаметно пройти в больницу... И наконец: девочку-невидимку узнает ее заколдованный принц!

Ах вот в чем дело! Следователь просто решил, что она по каким-то причинам потеряла свои сверхъестественные способности, если они вообще были, и это не легенда. Что ж, все логично. И он перестал бояться ее, перестал быть эдаким старшим товарищем - предупредительным и участливым, а стал - грубым и вульгарным... ментом.

"Вульгарным ментом", - повторила про себя Маша, и вдруг это выражение показалось ей до невозможности смешным.

Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того, что все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом, убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.

- Актриса, актриса! - восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.

- Вульгарный мент, - вслух произнесла она в ответ, сразу успокоилась и, утерев выступившие слезы, продолжила: - Значит, говоришь, я разучилась исчезать. Давай проверим.

На миг легкая неуверенность коснулась ее сердца. А может быть он прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может быть, ее давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?

Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в глаза, дала ему посыл...

Знакомый толчок в виски, знакомый звон в ушах. Знакомое выражение в глазах следователя.

То, как он повел себя в дальнейшем, характеризует его, как человека действительно умного и прозорливого. А может быть - просто трусливого, но способного держать себя в руках.

- Ладно, - напряженно сказал он пустоте перед собой. - Два - ноль. Только, Мария Викторовна, пожалуйста, без излишеств. Думаю, вы уже не сидите на стуле, так что не бойтесь. Я сдаю оружие. - Он расстегнул кобуру и выложил на стол пистолет. - Но брать его не советую. Из соображений вашей же пользы.

К пистолету Маша не притронулась.

- Сейчас я вызову конвойного, - продолжал он уже спокойнее. - Он проводит вас к выходу. - Он нажал кнопку под столом, затем чиркнул что-то на бумажке:

- Это - повестка на завтра. Тут будет другой следователь. Я, сами понимаете, не справился.

Маша не притронулась и к повестке.

Дверь отворилась, вошел молодой милиционер.

- Ну что ж, жаль, что так вышло. - Следователь поднялся. - До свидания. Или прощайте?

- Второе, - лаконично ответила Маша.

Конвойный удивленно покосился на нее.

- Проводите девушку, - вздохнул Зыков.

Выходя, Маша с опаской поглядывала на следователя: сейчас не трудно было определить ее местоположение, не схватится ли он за пистолет. Только потом она поняла, что если бы он сделал это и сумел убить ее, он никому не смог бы объяснить этот поступок, и это стоило бы ему, как минимум, карьеры.

3

"Моя душа принадлежит хаосу, - с легким испугом думала Маша, шагая по тротуару. Как иначе расценивать ту эйфорию, в которой я сейчас нахожусь?" Ведь, выходит, не тяжелое состояние Атоса более всего угнетало ее, а тот моральный запрет, который наложила она на свой дар, решение жить "нормальной" СКУЧНОЙ жизнью. Но вот запрет снят, и как же легко стало на душе.

"Вульгарный мент", - вспомнила она и опять хихикнула сама с собой. Может быть, все-таки, потому ей так хорошо, что она разоблачила лицемера и победила его? Он был таким беспомощным, таким униженным!

Как бы там ни было, ей было хорошо, и она прекратила бессмысленный самоанализ, интуитивно чувствуя, что, стоит ей докопаться до причины своей радости, как та сейчас же улетучится.