— Подожди немного, — говорит Влад, и, повернувшись, я обнаруживаю, что он смотрит прямо на меня. В моем сердце появляется смутное ощущение тревоги — предвестник паники. А когда я паникую, мой мозг отключается. И чем больше я стараюсь привести мысли в порядок, тем громче мой мозг начинает кричать: «Вампир, вампир, вампир!» Джеймс делает шаг вперед. Беспокойство на его лице становится совершенно явственным, и это только усиливает мою панику. Если он все чувствует, то, значит, и остальные тоже.
Выражение лица Влада становится жестким, и я начинаю готовиться к худшему. Вот и все. Конец. Но Влад, вместо того чтобы потянуться к моему горлу, вдруг с разочарованным видом отступает назад. Через пару секунд я осознаю, что дело вовсе не в том, что Джеймс предал Влада. Нет, дело в том, что сейчас он почему-то не собирается убивать меня. Опасность миновала. Я свободна. Не знаю почему, но я свободна.
— Ну, еще увидимся, — бросаю я, преисполненная радости от собственной удачливости, и поворачиваюсь к выходу, отчасти ожидая нападения со спины. Но сзади только снова возобновляется дискуссия о мюзиклах.
Разговор с мистером Амадо подождет и до завтра. Сейчас мне просто необходимо выбраться отсюда и оказаться там, где мои мысли будут гарантированно принадлежать лишь мне одной.
Я уже почти дохожу до двери, когда меня догоняет Джеймс. Мне хочется наорать на него, но на его лице написано такое облегчение оттого, что его не вычислили, — облегчение, которое так похоже на мое собственное, — что я сдерживаюсь. Если честно, сейчас мне больше всего на свете хочется заставить весь мир подождать и как следует отпраздновать свое спасение. К тому же я замечаю, что Джеймса наконец отпустила та непонятная тревога, что все это время грызла его изнутри.
— Тебе лучше? — спрашиваю я и тут замечаю, что в другом конце коридора появляется чья-то фигура. Это Линдси — Линдси, которую я чуть было не сделала главным блюдом на вампирском званом обеде. Сейчас она решительным шагом направляется к нам, почти невидимая за огромной стопкой бумаг, которую она прижимает к груди. На кончике моего языка вертятся извинения, но она проходит мимо меня и обращается к Джеймсу:
— Еще раз спасибо за то, что нашел меня сегодня, — говорит она без тени недовольства, — завтра крайний срок сдачи статей, так что у меня уже совершенно отваливалась голова.
— Не за что.
— Так здорово, что ты вступил в нашу группу. Мы сможем вместе над чем-нибудь поработать.
— Конечно, — отвечает он, не сводя с меня глаз.
Линдси следует за его взглядом, и я готовлюсь к еще одному заслуженному выговору. Однако она лишь извиняется за то, что не заметила меня раньше, и спрашивает, не подумала ли я еще раз над тем, чтобы присоединиться к движению «зеленых».
— Ты бы нам очень пригодилась, — говорит она, — последний день записи в комитет по планированию был в пятницу, но все выходные прошли как в тумане. — Она хмурится. — Возможно, мне стоит перестать так много заниматься по ночам.
Как будто мы с ней не были на волосок от смерти. Я смотрю на Джеймса в поисках объяснения и вижу его виноватое лицо. Так вот почему он опоздал на химию и вот почему он выглядел таким усталым. Может быть, мне он и не стирал память, но с другими людьми у него явно не возникает никаких проблем в этом отношении.
Линдси немедленно улавливает возникшее между нами напряжение:
— Ну ладно. Я... э-э-э... пойду тогда. Я с тобой еще поговорю про движение Гринпис, — выпаливает она и выходит из школы. Я пытаюсь последовать за ней, но Джеймс преграждает мне путь.
— Мне пришлось это сделать, — говорит он, — я попытался ей все объяснить, но она испугалась и принялась кричать. Так будет лучше и безопаснее для нее, клянусь тебе. А ощущение затуманенности сознания пропадет через пару дней.
— Где ты был после обеда? — спрашиваю я, заранее зная ответ.
Он стискивает зубы.
— Мне нужно было найти Влада, — холодно отвечает он. — Вчера я потратил гораздо больше сил чем ожидал.
— Значит, завтра в первом ряду освободится пара мест? — осведомляюсь я. Шутка получается не очень удачной — в основном потому, что это не совсем шутка.