Сила неспокойного темного желания и кипящая похоть имели только один объект. Ее. С каждой секундой, на которую он приближался к завершению своих обязанностей в этот вечер, чувства усиливались. Ожидание этого распространялось в ней самой пропорционально.
Она думала о нем, имеющем Шину и доводящем до оргазма Дебру, о том, как он принял поставленную задачу с эротической креативностью, которой она в нем не подозревала. Как он разложил Дебру на столе, держа Шину сзади, как белело его тело на фоне темной кожи Шины, его пальцы, мокрые от Дебриной влаги, он поднес их к своим губам, попробовал... И во время всего этого он почти не отводил глаз от лица своей Госпожи.
Она вздрогнула, заставляя себя оставаться у огня. Ждать, что он будет делать с этой похотью, смешанной с гневом. Ни разу не сдвинулась эта его настройка на нее, даже когда он погрузился в другую женщину. Он кончил, видя ее образ перед глазами, и она знала, что сделал он это для того, чтобы что-то ей доказать. Что-то, что поднималось в ней теперь, разрывая ее кровожадными когтями, говоря ей, что больше никогда и ни за что она не толкнет его в объятия другой женщины. Не теперь. Может, и никогда.
Она пыталась, но не смогла отмести это как одержимость вампира своим новым слугой. Она никогда не испытывала такого чувства ни к кому. Ни разу за всю свою долгую жизнь. Даже с Рексом. Он назвал ее Госпожой...
Осознание своей власти над Джейкобом парализовало ее, и тут она ощутила, что он входит в верхнюю спальню. Он увидит смутное очертание прохода в эту комнату, зовущее оказаться ближе к ней.
Она закрыла глаза, у нее вырвался легкий вздох, когда он не стал колебаться, даже не приостановился, чтобы задуматься, не нужно ли ему разрешение. Сцепившись с его сознанием так, будто это она не могла разорвать эту связь, она знала, что ему наплевать. Вся предыдущая вежливость пропала, и у него было одно намерение, крепнущее с каждым шагом вниз по иллюзорной лестнице.
Она не отвернулась от огня, стоя в прямой безразличной позе. И хотя его приближение было быстрым, хотя она чувствовала его намерение так же твердо, как напряженный член в руке, она была не совсем подготовлена к тому, как он подошел к ней сзади. Его руки сомкнулись у нее на плечах, сдвинулись ниже и усилили давление так, что ее руки оказались отведены назад. Кончики пальцев коснулись его ягодиц, твердый член прижался к ее бедрам. Она поискала, за что ухватиться в мягкой ткани его слаксов, он притянул ее назад, к себе, и отпустил одну руку, чтобы схватить за волосы, закинуть ее голову и потребовать ее губы.
Держите руки на моих ногах.
Она тихо застонала, когда эта команда впилась в ее сознание так же, как он сам впился в ее губы. Он понимал, что она может не подчиниться, что у него не хватит силы заставить ее подчиниться. И все же... она чувствовала в его сознании уверенность, что он сможет соблазнить ее по своей воле и сделает это.
Она подумала об этих длинных умелых пальцах глубоко во влагалище Дебры, о ее криках, как она извивалась. Брайан вцепился ей в глотку, нагнулся, чтобы лобзать ее груди, настолько захваченный зрелищем, что стал его участником. Джейкоб их всех загнал на край скалы. Но все время глаза его обещали, что только она должна была бы шагнуть с ним за этот край.
Она не могла удержать его, он кусал ее губы, его язык гладил и ласкал во рту так глубоко, как мог бы орудовать во влагалище. Когда его рука сомкнулась на ее горле, из ее губ вырвался рык. Его вторая рука просунулась под пояс юбки. Собрав в горсть ее трусы, он стал тереть шелковистой тканью по промежности, заставив Лиссу извиваться, а сам погружал пальцы глубже в ее щелку, поднимая ее на цыпочки. Она хотела...
Покажите мне, как он вас трахал. Как вам больше всего нравилось.
Вопрос был настолько неприличен, что она не подумала заблокировать образ, который появился в ее сознании, пока не стало слишком поздно.
Ответ пробудил определенное воспоминание. Рекс, толкающий ее, чтобы поставить на колени перед камином. Он растирает ее маслом, пока она не начинает блестеть в свете огня, как водное создание. Он даже в волосы ей втирает масло, и они гладко прилипают к голове. Держа ее одной рукой за шею, он прижал ее щекой к коврику, скользнул в ее лоно и дразнил до тех пор, пока ее руки не вытянулись, вцепившись в длинный ворс ковра. Все ее тело трепетало при каждом движении, болезненно желая облегчения. Он сказал ей в ту ночь, что любит ее, надломленным голосом. Его объятия были безжалостными, а прикосновения — ласковыми. Он разбил ее вдребезги своей немилосердной нежностью.