Гуннхильд почувствовала, что ее кожа покрывается мурашками.
— Ты веришь его ничем не подтвержденным словам? — медленно спросила она.
— Нет, нет. Я верю моей силе. Это был скудный год. Но за зиму я смогу как следует изучить все. Если я выясню, что Освульф говорит правду, то с наступлением весны я соберу могущественный флот — мои корабли, братьев оркнейского ярла и всевозможных «морских королей». Мы выпотрошим все те места, на которые в последние годы редко обращают внимание. Мы наполним наши кладовые добычей. А тогда пускай Эдред делает все, что ему захочется.
— Это большой риск, — заметила Гуннхильд.
— Ради большого выигрыша. — Эйрик вскинул голову. — А что еще я могу сделать?
Она видела, что переубедить мужа ей не удастся. За годы, проведенные рядом с Эйриком, она смогла досконально изучить его. К тому же этот план вполне мог и увенчаться успехом. И все же она ощущала нехорошие, но еще неясные предчувствия.
— Я думаю, что будет лучше, если все наши сыновья останутся здесь, — сказала она. — Никому не ведомо, что может сделать король Эдред, узнав о том, что ты уходишь с такой большой частью войска, чтобы открыто бросить ему вызов.
Возможно, ей понадобится целая зима, чтобы добиться его согласия. А затем он должен будет установить закон, коему будут послушны эти подрастающие волчата. Но так или иначе, она все же удержит их от этого плавания.
XIX
Снова вернулась весна, и шум крыльев тысяч и тысяч перелетных птиц пробудил к жизни поля и леса и вдохнул в сердца мужчин охоту к странствиям. В день, когда позеленевшая земля покрылась белой пеной цветущего боярышника, Гуннхильд пожелала своему мужу счастливого плавания.
Берег реки заполнили воины, их семьи, горожане, фермеры и пастухи, желавшие посмотреть на отплытие. Сверкал металл, ярко окрашенные ткани пестрели среди тускло-серых и грязно-коричневых суконных одежд. Шум, стоявший там, напоминал грохот прибоя; его временами прорезали вскрики, похожие на стоны морских чаек. Стены и крыши, громоздившиеся на востоке, пока еще загораживали восходящее солнце, но небо наверху уже было светло-голубым, как цветы незабудки. Ветер, все еще прохладный с ночи, рябил воду. Корабли чуть заметно покачивались. Дерево и канаты негромко поскрипывали.
Дружинники раздвинули толпу, освобождая проход для короля и его семьи, и разогнали народ с причала, возле которого стоял королевский драккар. Команда уже находилась на борту. Эйрик остановился возле трапа. Возможно, бессонница и углубила слегка морщины на его костистом лице, но она не смогла убавить упругости его широких шагов или смягчить прямой разворот широких плеч. Впрочем, его улыбка казалась деланой.
— Да сопутствует вам удача, — пожелал он. — Но думаю, что вы сами сможете позаботиться об этом.
Гуннхильд посмотрела в его светло-голубые, похожие на зимний лед глаза и ответила:
— Тебя будут сопровождать наши надежды и добрые пожелания. — Что еще они могли сказать друг другу, когда вокруг толпились, ловя каждое слово, простолюдины, их женщины и дети?
— И наши молитвы, — добавил Гудрёд и перекрестился. Ни один священник не пришел на причал, чтобы благословить уходящих за моря. Хотя Эйрик и слушал вчера утром мессу, на вершине холма, где он днем раньше совершил жертвоприношение, все еще оставались кости, пепел и пятна запекшейся крови.
Остальные сыновья что-то говорили вразнобой. Ни один из них не казался радостным. Трое из четверых старших, ходивших в викинг в прошлом году, не скрывали недовольства. Их настроение передалось и остальным — даже девятилетнему Сигурду, — всем, кроме Харальда. Он, казалось, был готов полностью подчиниться воле отца, но все равно тоже казался мрачным.
Эйрик повернулся, кивнул, сбежал по доске и прыгнул в корабль. Моряки выбрали швартовы и оттолкнули корабль от причала. Весла взмыли над водой, и драккар двинулся вниз по реке. За ним следующий, еще один, еще и еще… Гамли смотрел им вслед. Он не двигался с места, лишь ритмично ударял кулаком по ладони левой руки — такая привычка была у Эйрика Кровавой Секиры в молодости.
Гуннхильд ощущала нешуточную усталость. И поясница, и все ее тело болели. Ни она, ни ее муж минувшей ночью ни на миг не сомкнули глаз. Теперь она должна была поддерживать огонь в очаге и ждать.