— Ты хорошо сказал. Да, ты можешь отправиться домой и оставаться там, сколько тебе потребуется. Ибо я верю тебе, старый друг.
Ей показалось или на глазах у этого закаленного воина и впрямь блеснули слезы? Он смог лишь с трудом пробормотать слова благодарности.
Когда в конце лета она услышала, что Эгиль тоже возвратился в Норвегию и Аринбьёрн радушно приветствовал его, она лишь улыбнулась, хотя улыбка все же вышла несколько натянутой. Исландец вполне мог опять затеять что-нибудь дурное. Но вряд ли это имело теперь хоть малейшее значение. Аринбьёрн наконец-то принадлежал ей.
III
Он знал, что ему не следовало везти Эгиля к Хокону Воспитаннику Ательстана. И потому весной он сам разыскал короля, который в ту пору пребывал в Рогаланде. Их разговор был самым дружественным до тех пор, пока Аринбьёрн не сообщил о причине своего появления. Он предвидел, что не следует надеяться на успех своих переговоров, но Эгиль всю зиму настолько переживал из-за своего дела, что в конце концов Аринбьёрн сам предложил ему, что поедет и представит это дело на суд короля. А заключалось дело в том, что король забрал себе богатое имение убитого Эгилем шведа Льота Желтолицего, исландец же считал, что оно по праву принадлежало ему. Прежде всего ради этого он и приплыл в Норвегию.
Аринбьёрн заметил, что Хокон помрачнел, но все же продолжал:
— Король, мы можем утверждать, что закон в этом случае находится на стороне Эгиля, но твои наместники объявили все имущество твоим. И сейчас я прошу тебя, король, предоставить Эгилю возможность разобрать его дело по закону.
Хокон долго сидел молча, прежде чем ответил:
— Я не ведаю, что движет тобою, когда ты выступаешь упорным ходатаем по этому делу Эгиля. Я встречался с ним однажды и тогда же сказал ему, что не хочу его присутствия в моей стране по причинам, кои хорошо тебе ведомы. У Эгиля нет причин высказывать мне требования, наподобие тех, коими он докучал моему брату Эйрику. Но теперь я говорю, Аринбьёрн, что тебе тоже не следует более оставаться в Норвегии, поелику ты больше заботишься об иноземцах, нежели прислушиваешься к моим словам. Мне хорошо известно, что в мыслях твоих ты склоняешься к поддержке своего приемного сына Харальда Эйриксона. Лучше всего сделаешь ты, если теперь же уедешь и присоединишься к сыновьям Гуннхильд. Ибо я не верю, что смогу рассчитывать на твою помощь, буде начнется война с ними.
Лицо Аринбьёрна налилось кровью. Он смог только хрипло выговорить, что никогда в жизни никого не предал. На этом разговор закончился. Аринбьёрн поспешно собрался и, как мог быстро, вернулся домой. Король оставался холоден, даже прощаясь с гостем.
Позже, оставшись наедине с королем, Брайтнот вздохнул:
— Возможно, ты сейчас поступил неблагоразумно. Верных людей, увы, так немного на свете.
— Но его путь проходит вместе с путями язычника Эгиля и ведьмы Гуннхильд, — резко отозвался Хокон и вздохнул: — Тьма, повсюду адская тьма.
— Мы превозможем ее, — пообещал Брайтнот. Хокон не улыбнулся. Священник положил руку на плечо короля. — Да, это трудно; покорность, верность и вражда так перепутались между собой; приходится бороться со своими собственными родственниками и своим собственным народом. Твое сердце рвется на части.
— Ты понимаешь меня, — прошептал Хокон. — Ты, единственный из всех людей в мире, полностью находишься на моей стороне.
Когда Аринбьёрн возвратился в Сигнафюльки с новостями, Эгиль воспринял их с великим гневом.
Вскоре Аринбьёрн позвал своего гостя в комнату, где уже дожидалось несколько свидетелей. Он открыл сундук и вынул оттуда сорок марок серебра.
— Эти деньги послужат тебе, Эгиль, заменой имущества Льота Желтолицего, — сказал он. — Мне кажется, что с моей стороны будет справедливо отдать их тебе за то, что ты сделал для моего родственника Фридгейра, да и для меня самого, когда спас его от Льота. Я знаю, что ты сделал это ради меня. Так что именно мне надлежит следить за тем, чтобы твои права не были ущемлены.
Эгиль с великой благодарностью принял деньги. После того он и его друг были очень веселы. Они решили отправиться в викинг на следующее лето и не откладывая принялись готовиться к походу.
IV
Свет заходящего солнца прорывался красными пятнами сквозь серо-бурые, как волчья шкура, тучи. Залив Турсо бурлил, как кипящий котел, море за мысом яростно ревело, волны непрестанно разбивались о скалы и рифы, взметая высокие снопы брызг. С востока наползала темнота; она уже доставала до длинного дома Арнфинна и стоявших подле него строений. Рагнхильд Эйриксдоттир стояла за изгородью, неподалеку от причала, где на песке лежали лодки, а под навесами были укрыты корабли.