Все разговоры велись вполголоса. Сигурд пил и злился. Наконец стемнело. Когда слуги принесли новые дрова для очагов, он крикнул:
— Нет, хватит, мы пойдем спать! — Похоже, что все его дружинники обрадовались этому. Кое-кто из них ухмылялся.
Пока стелили соломенные тюфяки — для более знатных на скамьях, для тех, кто попроще, — на полу, гости вышли помочиться. В конце главного зала была маленькая комнатка, по обеим сторонам которой помещались закрытые пологами кровати; правая для Клиппа и его жены — полог на этой кровати был плотно задернут, а левая — для знатных гостей.
Управляющий имением проводил короля Сигурда в эту комнату, пожелал ему доброй ночи и закрыл дверь. Под потолком унылым желтым светом мерцала лампа, чтобы можно было найти горшок. Шум за дверью скоро утих.
Алов пробудилась от неспокойного сна, когда полог ее кровати отодвинулся. Черный на фоне слабого света, над ней склонился Сигурд. Король был гол; волосы на коже казались черным щетинистым пухом. Он стиснул ладонью грудь женщины.
— Радуйся, моя дорогая, — прохрипел он. (Его дыхание было зловонным.) — Нынче ночью ты получишь от меня подарок лучше, чем золото.
Она прижалась к стене, отталкивая мужчину руками; впрочем, он вовсе не замечал этого.
— Нет, господин, нет, — вырвалось у нее.
— Да, госпожа, да. Ты получишь больше удовольствия, чем даже можешь себе представить. Завтра ты не сможешь сдвинуть ноги вместе.
— Я пошлю за женщиной, красивой молодой женщиной…
— Зачем, когда у меня уже есть ты. — Он полез в кровать. Матрац хрустел под его тяжестью. — Ты что, откажешь своему королю?
— Я буду кричать…
Продолжая возиться, он хлопнул ее рукой по губам.
— Если ты закричишь, то в доме будет полно мертвецов, а я все равно так или иначе возьму тебя. А твой возлюбленный Клипп тоже долго не проживет.
Он перевернул женщину на спину, задрал ее длинную ночную рубашку и коленом раздвинул ей бедра. Потом зарычал «А-аргх-х!» и мощным толчком вошел в нее.
Она терпела. Когда, закончив свое дело, он хвастливо сказал:
— Ну что, сам Фрейр не был бы лучше! — она ничего не ответила. Когда же он брал ее второй раз, она лежала как мертвая. — Холодная сука, — пробормотал, выходя из нее, Сигурд, перевернулся на спину и сразу же захрапел.
Такое дело не могло остаться незамеченным. Хотя люди мало что слышали, но при дневном свете они увидели больше и все поняли. Хлеб был сломан при полном молчании. Алов держалась мрачно и ни на кого не смотрела. Король говорил мало: у него сильно болела голова. Когда он благодарил ее за гостеприимство и дал ей золотое кольцо, она взяла его с каменным выражением лица. Она не пожелала королю счастливого пути, когда он со своими дружинниками поехал со двора. Но как только он уехал, она разрыдалась.
Гуннхильд не сразу узнала об этом. У нее было много, очень много других забот.
V
От шведов и готов можно было не ждать больших неприятностей. У них имелось много богатых торговых городов, а интересы их были направлены, главным образом, на восток. Они торговали и даже селились на противоположной стороне Балтийского моря и уходили далеко по рекам Гардарики. Даже королевский дом Киева произошел от них.
Но в Викине сыновья Гуннхильд обитали близко к Дании. Это соседство было беспокойным для обеих сторон. Косяки сельди, проходившие через Зунд, оставались такими же богатыми. Все чаще происходили столкновения между рыбаками двух королевств; порой дело доходило до кровопролития. Время от времени датские викинги грабили норвежских торговцев, проходивших через эти воды. Король Харальд Синезубый не принимал никаких мер на этот счет. От него редко приходили какие-либо послания. Когда же это случалось, они оказывались короткими и холодными.
— Нам необходима его дружба, — сказала Гуннхильд Харальду Серой Шкуре. — Давай попробуем заставить его понять, что и мы ему нужны. Я слышала, что его отношения с немецким императором Оттоном становятся напряженными.
По ее совету Харальд Серая Шкура послал королю датчан три корабля, загруженных подарками. Самым ценным из них должна была оказаться похвальная поэма, сложенная лучшим скальдом Харальда Глумом Жейрасоном, отправленным в качестве главного посла. Он должен был также напомнить о, казалось бы, забытой мысли о союзе между королевскими домами — установить который возможно будет через Тиру, дочь Синезубого, или уж, по крайней мере, через какую-нибудь из близких родственниц.