Кристофер Хибберт
Королева Виктория
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1819-1861
1. СЕМЬЯ
«Черт возьми! Вы знаете, как его сестры называют его? Боже мой! Они называют его Джозеф Простак!»
Сидя за завтраком в арендованном доме в Брюсселе в декабре 1817 г., Эдуард, герцог Кентский, четвертый сын короля Георга III, небрежно бросил утреннюю газету «Морнинг кроникл» своей миловидной любовнице Джулии де Сен-Лоран и начал открывать поступившие утром письма. «Я не успел это сделать, — сообщил он позже Томасу Криви, остроумному и весьма популярному политику, который также проживал в то время в Брюсселе по экономическим соображениям, — поскольку в следующую минуту мое внимание было приковано к странному звуку, вырвавшемуся из горла мадам де Сен-Лоран, и ее конвульсивному движению. В течение какого-то времени я был весьма серьезно озабочен ее состоянием, а потом, когда она пришла в себя, расспросил о причине столь необычного волнения. Она показала на статью и «Морнинг кроникл».
В этой статье сообщалось о смерти во время родов принцессы Шарлотты, единственного законнорожденного ребенка его старшего брата, принца-регента, вынужденного жениться по настоянию герцога Кентского и других бездетных членов королевской семьи в интересах продолжения рода и престола. И хотя позже было установлено, что король Георг III имел по меньшей мере пятьдесят шесть внуков, в то время ни один из них не обладал законными правами на престол и не считался законным наследником.
Принцу-регенту, который должен был стать королем Георгом IV после смерти своего отца в 1820 г., было в то время пятьдесят пять лет. Он жил отдельно от своей постылой жены и беззаботно пребывал в роскоши в своем лондонском Карлтон-Хаус и в экзотическом дворце «Морской павильон» на морском побережье в Брайтоне. Второй сын короля, герцог Йоркский, также был женат и также жил отдельно от жены, которая вела эксцентричный образ жизни в Оутлендз-Хаус в графстве Суррей, где в 1820 г. и отошла в мир иной в окружении бесчисленного количества домашних собак, обезьян и попугаев.
Другой брат регента, герцог Кларенский, который после смерти герцога Йоркского унаследовал королевский трон под именем Вильгельма IV в 1830 г., в течение нескольких лет жил с актрисой Дорой Джордан, подарившей ему десять очаровательных Фицкларенсов и умершей за год до кончины принцессы Шарлотты. А сейчас он был свободным и мог выгодно жениться, чтобы поправить свои финансовые дела и выплатить долг в 56 тысяч фунтов, преследовавший его в течение последних лет. После нескольких неудачных попыток заполучить богатеньких наследниц из числа английских или зарубежных он, в конце концов, нашел невесту в лице принцессы Аделаиды — домашней, добродушной, но не обладающей теми лучшими чертами, которыми могла бы обладать старшая дочь герцога Саксен-Кобург-Мейнингенского. Однако ей не удалось стать столь удачливой матерью для своих детей, какой была миссис Джордан. Обе ее дочери умерли еще в младенческом возрасте.
Из троих младших братьев герцога Кентского только у одного были дети. Этим отличился герцог Суссекский, страдающий астмой человек, которого Томас Криви называл «миролюбивым и обязательным», но обладающим «ничтожным характером, приближающимся к последней степени деградации». Он женился в 1793 г. в Риме на своенравной леди Огасте Мюррей, которая была на несколько лет старше его и обладала твердым и весьма неуживчивым характером. Она была дочерью грифа Данмора и родила герцогу двоих детей, но, поскольку этот брак противоречил Королевскому акту о бракосочетании от 1772 г., в соответствии с которым любой брак членов королевской семьи считался недействительным без предварительного согласования с Короной, король и объявил брак недействительным, а следовательно, всех детей от этого брака — незаконными. Старшему брату герцога Суссекского — неуверенному в себе, мнительному, не пользующемуся популярностью и реакционно настроенному протестанту герцогу Камберлендскому, чья внешность была обезображена тяжелой раной на голове, которую он получил во время службы в ганноверской кавалерии, — каким-то образом удалось получить разрешение на брак с принцессой Фредерикой Стрелиц-Мекленбургской, племянницей его матери, королевы Шарлотты. Устроить этот брак, однако, было весьма нелегким делом, поскольку королева Шарлотта решительно выступала против подобной партии. Вероятно, до нее дошли скандальные слухи о поведении принцессы, которая уже дважды побывала замужем и, как поговаривали, убила если не обоих мужей, то по крайней мере одного из них. Вскоре она родила герцогу ребенка, который сразу же умер.
Самый младший из братьев, герцог Кембриджский, был еще неженатым и в то время пользовался репутацией человека респектабельного, в высшей степени ответственного и независимого в финансовом отношении. А вот когда он женился на принцессе Августе Гессен-Кассельской в августе 1818 г., то его отпрыски от этого брака были настолько неудачными, что вполне могли быть отвергнуты герцогом Кентским, который прилагал немало усилий для того, чтобы стать отцом будущей королевы Англии. Герцог Кентский был крайне недоволен тем, как складывалась его жизнь. Получив военное образование в Германии, он так и не сделал блестящей карьеры и всю оставшуюся жизнь пребывал в уверенности, что незаслуженно обойден судьбой. Он служил на Гибралтаре, в Канаде и Вест-Индии и во всех этих местах пользовался репутацией крайне экстравагантного человека, который отличается вместе с тем чрезмерной приверженностью к строгой армейской дисциплине. Так, например, он постоянно требовал, чтобы все находящиеся под его командованием военнослужащие вставали чуть свет и выходили на построение в безупречном виде. При этом он безжалостно наказывал всех, кто демонстрировал непослушание или нарушал воинскую дисциплину. В результате таких драконовских мер более 400 человек были наказаны за нарушение установленной формы одежды, а 999 — максимально дозволенное количество военнослужащих — понесли наказание за дезертирство. Из Канады он был выслан по обвинению в «зверской жестокости», а после аналогичных обвинений в Гибралтаре он был отозван оттуда. Его старший брат герцог Йоркский, исполнявший в то время обязанности главнокомандующего армией, обвинил его в том, что тот своим безобразным поведением провоцирует мятеж среди военнослужащих. При этом ему дали ясно понять, что вся его военная карьера «от начала до конца была отмечена бессмысленной жестокостью и насилием» и что на ее продолжение он может больше не рассчитывать.
Чарльз Гревилл, автор воспоминаний и член Тайного совета, отмечал в своем дневнике, что герцог Кентский был «величайшим мошенником из всех, кто избежал виселицы», в то время как герцог Веллингтон, которому Томас Криви пересказал эту историю о злоключениях герцога, считал последнего просто забавным человеком. Криви подошел к Веллингтону на одном из балов в Брюсселе, где герцог служил после поражения Наполеона под Ватерлоо командующим объединенными вооруженными силами на континенте, и Веллингтон сказал ему: «Ну, Криви, что там у вас произошло с капралом на этот раз?» Криви пересказал ему содержание недавно состоявшегося разговора с герцогом Кентским, «после чего, — как отметил позже Криви, — герцог Веллингтон взял меня за пуговицу мундира и сказал: «Черт возьми! Вы знаете, как его сестры называют его? Боже мой! Они называют его Джозеф Простак!» (бесстыдный лицемер в «Школе злословия» Шеридана). После этого он так громко рассмеялся, что все вокруг стали оборачиваться и недоуменно спрашивать, что произошло».
И все же у герцога Кентского имелись не только дурные черты, но и хорошие, что признавал и сам Веллингтон. Он был неплохим человеком, довольно умным и словоохотливым собеседником, обладал несомненным даром мимикрии и часто потешал публику застольными рассказами. Он также считался весьма ответственным корреспондентом и всегда держал при себе трех или четырех секретарш. Кроме того, он увлекался музыкой, и когда был при деньгах, то приглашал к себе какой-нибудь большой оркестр.
Как и все его братья, кроме, пожалуй, герцога Кембриджского, герцог Кентский почти постоянно находился по уши в долгах. Те несколько благотворительных организаций, которым он великодушно предоставил право называться его именем, получали деньги от самых разных людей и практически никогда не возвращали эти долги. Это обстоятельство доставляло герцогу немало огорчений, так как он все время сожалел, что не получает вознаграждения, в полной мере соответствующего его высокому статусу принца крови.