«Могу сказать честно и откровенно, — писала королева старшей дочери, — что никогда в жизни не видела столь милого, нежного и дружелюбного ребенка, как она. Беатриса чрезвычайно доброжелательна, имеет чудесный характер и является превосходной помощницей для меня... Она всегда со мной, и я никогда не перестану любить ее и доверять ей. Я даже мысли не допускаю, что она когда-либо оставит родной дом, как сделали ее старшие сестры, что, конечно, было большой ошибкой. Надеюсь, что она всегда останется со мной, за исключением, разумеется, тех случаев, когда будет посещать театр или другие публичные места».
Даже много лет спустя королева по-прежнему продолжала гнать от себя дурные мысли насчет возможного замужества младшей дочери и благодарила Бога за то, что он послал ей такую милую и преданную дочь. Эти чувства усилились еще больше после неожиданной и скоропостижной смерти ее младшего сына принца Леопольда. О замужестве Беатрисы теперь вообще не могло быть и речи. «Я ненавижу все эти свадьбы, — решительно заявила королева. — Они навевают на меня меланхолию, причиняют боль моим детям, приводят к серьезным жизненным испытаниям, вредно сказываются на здоровье и т.д. и т.п.».
Даже одно упоминание о свадьбах наводило на нее ужас. А Генри Понсонби получил выговор от королевы только за то, что за обеденным столом рассказал немного о чьей-то свадьбе. Она еще раз напомнила, что никто не имеет права заикаться о свадьбе в присутствии принцессы Беатрисы. Брак, по ее мнению, никогда не был и не может быть источником «настоящего счастья», и сама она убедилась в этом на собственном опыте. В своем безоговорочном осуждении брака королева пошла еще дальше и заявила как-то: «Я ненавижу браки, и в особенности те из них, которые отняли у меня дочерей... Я просто не могу думать о них... Мне всегда было интересно, — писала она, позабыв о всяких правилах грамматики, — что ощущает мать, дав жизнь своему ребенку, а потом лишается его по прихоти совершенно чужого для нее человека. Подобные мысли являются для меня самыми мучительными из всех, которые только можно представить себе в этом жестоком мире».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что королева пришла в ужас, узнав, что ее дочь не только отказалась от своего прежнего мнения по поводу замужества, но даже успела выбрать человека, которого хотела бы видеть в качестве своего мужа Поначалу она и говорить об этом не хотела. В течение нескольких недель она избегала всяких встреч с дочерью и решительно отказывалась обсуждать с ней эту тему. Все их общение свелось к обмену записками за обеденным столом. И только в 1885 г. она смирилась с мыслью о замужестве младшей дочери, но только при том непременном условии, что ее будущий муж принц Генрих Баттенбергский будет жить при королевском дворе, а принцесса Беатриса никогда и ни при каких обстоятельствах не покинет родной дом. Беатриса без колебаний дала матери такое обещание и совершенно искренне полагала, что подобная участь ей не грозит. Ведь за двадцать два года она лишь «однажды уехала из дому, да и то только на десять дней».
Но даже обещание дочери, что она навсегда останется с матерью, не успокоило мятущееся сердце королевы. Она с ужасом ожидала предстоящей свадьбы, когда ей придется распрощаться со своим «милым, добрым, невинным ребенком» и передать его в руки совершенно неизвестного и чужого человека. Все это время она возносила молитвы Богу, что бы он уберег дочь от подобных испытаний хотя бы на некоторое время. А когда свадьба все же состоялась, она продолжала молить Бога, чтобы он даровал ее девочке благородного и достойного мужа. «Современные молодые люди, — сетовала королева, — к сожалению, становятся в своей повседневной жизни и манерах похожими на американцев».
Королева не сомневалась в том, что свадьба младшей дочери станет для нее «тяжелым испытанием», однако на самом деле свадебная церемония прошла весьма удачно и не привела к горьким разочарованиям, несмотря на то что впервые проходила не в Королевской церкви, а в небольшой приходской церквушке неподалеку от Осборна. «Я стояла рядом со своим милым ребенком, — отмечала позже в дневнике королева, — который выглядел совершенно спокойным, чистыми в высшей степени умиротворенным. И хотя я стояла у алтаря уже девятый раз, пятый раз выдавая замуж дочь, никогда еще я не испытывала такого волнения, как в это время... После окончания благословения я крепко обняла своего дорогого и милого ребенка».