Он сделал резкий хриплый вздох. Дышал он тоже с трудом.
– Ты… всё… сделал правильно. Виктория… когда-то я защищал её от Светлых. Она была на свободе, и я… надеялся… что она вернёт нам власть… своим излучением. Дурак.
– Ещё какой, – прошептала Таисса.
– Тихо, Пирс, – устало произнёс Вернон. – Просто помолчи.
Майлз закашлялся.
– Не стоит говорить, что я горжусь тобой. Тобой и так… гордятся тысячи идиотов, которые смотрели новости. Ты уничтожал противника и уничтожил его. Так и надо. Они оба… заслужили. Если бы Виктория захотела, она могла… не трогать Элен. Берн мог по-настоящему быть… твоим… дедом. У них был выбор.
Майлз усмехнулся чёрными запёкшимися губами.
– Выбор был и у меня. И я до сих пор не знаю, какой выбор я сделал. Сколько раз я предавал тебя? А ты меня? Можно ли нас вообще… считать… отцом и сыном?
Он закрыл глаза, откидываясь в кресле.
– Не знаю. Прощай. Просто знай, что… ты поступил… правильно.
Экран погас.
– Ну, Таисса-всепрощение? – Вернон кивнул на своё запястье. – Что скажешь? Обрати особое внимание на это нежное «прощай».
Таисса молчала, опустив голову.
– Умный человек сказал бы, – неожиданно трезво произнёс Вернон, – что катализатором перемен служит собственная боль. Ты меняешь свою жизнь не тогда, когда тебя просят об этом, а когда на тебя обрушивается понимание, что так нельзя.
– Вот только боль часто делает тебя ещё злее, – тихо сказала Таисса.
– Именно, Таисса-проницательность. Вот и гадай, почему твой отец, если жестоко его обмануть, не говорит ни одного плохого слова своей матери и спокойно ужинает с женой, которая его предала, а мои родственнички… – Вернон невесело усмехнулся. – Мы с отцом вообще хоть раз говорили друг другу, что мы друг друга любим, а? Чтобы честно? Чтобы… чтобы… Я не помню. Я просто не помню.
– Конечно, он любит тебя, – устало сказала Таисса. – Каким бы мерзавцем он ни был.
– Тебе легко в это верить… со стороны. Но мне?
Вернон покачал головой. Потом зацепил носком ноги пятку, сбрасывая ботинки.
– Иди, Пирс, – пробормотал он. – Я не позволяю тебе спать со мной в объятьях… и ничего такого прочего. Лучше включи линк и посмотри на криокамеру с маленьким путешественником во времени. Или побудь с родственниками, благо у тебя их уже какое-то совершенно зашкаливающее количество.
Таисса покачала головой:
– Ты был со мной, когда мне было плохо. Думаешь, я просто уйду?
Вернон фыркнул:
– А что ты сделаешь? Накроешь меня одеялком и споёшь колыбельную?
Таисса встала.
– Нет. Ты сейчас встанешь, пойдёшь, примешь контрастный душ и придёшь в себя. Потому что, пока ты жалел себя и думал о Виктории, чёрная воронка уничтожила мой камешек из будущего. А ещё две воронки чуть не засосали моего сына. Мне сейчас очень страшно. А тебе?
Вернон моргнул.
Мгновением позже он смазанной фигурой рванулся в ванную. Брюки и рубашка упали на ковёр по дороге. Таисса осторожно глянула на них, чтобы полюбопытствовать, успел ли Вернон скинуть нижнее бельё. Хотя зачем, чёрт подери, ей это было нужно?
В ванной зашумела вода. Таисса коснулась линка, машинально проглядывая новости. Теперь, когда Берн Тьелль был обвинён и убит, показаниям Вернона, полученным под нейросканером и с применения анализа крови, верили куда больше. Обвинения в убийстве Анри Леруа сняты… снизилась напряжённость на предприятиях Альянса, назначены бонусные выплаты… объявлено о новых протоколах криоразморозки…
Сердце Таиссы пропустило удар. Что, если они торопятся с Тьеном? Если лучше выждать неделю, месяц?
Но она покачала головой. Процесс был нарушен, а криокамера, в которой Берн замуровал её сына, – чудовищно повреждена. Специалисты были правы: Тьена следовало стабилизировать и разбудить как можно скорее. Как можно скорее…
Таисса опустилась на кровать Вернона и обняла себя руками.
Она почти не плакала в последние дни. Словно собственное тело и разум оберегали её, давая силы всё выдержать и вынести. Но сейчас ей вдруг ужасно захотелось заплакать.