– Когда Элен мне всё это рассказала, – хрипло произнёс Майлз, – я решил, что выход у меня только один. Подчиняться кому-то ещё. Ей, например.
– Что было бы не менее страшно, – прошептала Таисса.
– Но мне совершенно не хотелось идти этой дорогой, – спокойно сказала Омега. – С самого детства меня учили искать обходные пути, как я потом учила Эйвена. «А что, если?» – говорила я. И Эйвен всегда находил другой выход.
Омега села на стул рядом с Майлзом и со вздохом вытянула ноги.
– Их было много, этих «что, если», – проговорила она. – «Что, если передать управление нанораствором тому, кто уже умер?» «Что, если это будет несуществующий человек? Или человек, который не знает Майлза, никогда с ним не встретится и никогда не узнает, какой властью он обладает?»
– И? – тихо спросила Таисса.
– Твоё «И?» означало много-много боли для Майлза, – бесстрастно сказала Омега. – И много бессонных ночей для меня… впрочем, мне было чем заняться.
– Могу представить, – фыркнул Майлз. – Прыгающая по крышам и стреляющая в полёте наёмница присаживается на карнизе, достаёт стимулятор и на миг задумывается: как же ей помучить бывшего любовника поизощрённее?
– Вот об этом я совершенно не думала, – проронила Омега, и лицо Майлза сделалось каменным. – Но гипотезы и впрямь рассыпались в пыль одна за другой. Протез этики – это штука, завязанная на эмоциональные связи, на личные связи, на зазубренные истины, лица, взгляды, события в памяти. Понимаешь?
– Наверное, – тихо сказала Таисса.
– Я не могла отдать контроль над Майлзом незнакомцу, потому что Майлз должен был знать этого незнакомца, знать так же хорошо, как этику Светлых. Они должны быть связаны, как были связаны Вернон Лютер и Элен Лютер.
Омега помолчала.
– Поэтому у меня появилась очень простая идея. – Лёгкая улыбка тронула её губы. – Догадаешься какая, Таисса?
– Ты не зовёшь меня Таис, – произнесла Таисса. – Почему? Потому что меня так звала Найт?
Их взгляды скрестились на миг, и Таисса вдруг увидела в ней Найт. Точнее, увидела в Найт – её. Тёмная аура, такая закрытая… и такая знакомая и родная. Эйвен Пирс узнал бы свою мать за доли секунды даже с завязанными глазами.
– И поэтому тоже, – просто сказала Омега. – Мне бывает тяжело думать о Найт. По разным причинам.
Таисса отвела взгляд.
– Так что, есть у тебя догадка или сдаёшься? – Омега, вновь ставшая насмешливой наёмницей, прищурилась. – Времени, кстати, у нас не так много. И дикий и страшный Вернон Лютер, разгуливающий поблизости.
– Не говоря уже о Светлых, – пробормотал Майлз Лютер, но Таисса покачала головой:
– Меня не отследили. Уж это-то я умею.
– Зря ты так думаешь, – хмыкнула Омега. – Впрочем, буду рада ошибиться. Итак, твой ответ?
Таисса внимательно посмотрела на Майлза. Он был бледен и выглядел ещё хуже, чем на вчерашней записи, но весь его облик дышал необычным покоем. Покоем и расслабленностью. И Таисса вдруг поняла.
– Элен, – прошептала она. – Омега, ты гений!
Усталое лицо Омеги неуловимо изменилось, и та расплылась в неожиданной улыбке.
– Ты всё-таки догадалась.
– Ты сделала так, чтобы Майлз слушался того, кого он знал очень хорошо! – захлёбываясь, выпалила Таисса. – Человека сильного и авторитетного, с которым у Майлза Лютера была эмоциональная связь и которого Майлз был бы расположен слушать. Потому что…
Таиссу переполняли эмоции, сердце колотилось. Ей казалось, что она говорит о себе. Потому что Элен Пирс, чёрт подери, нашла решение, нашла настоящее решение, и…
– Потому что этот человек – он сам! – выпалила Таисса. – Ты переориентировала нанораствор на него самого! Теперь Майлз Лютер сам отдаёт себе приказы!
Омега подошла к совершенно гладкой стене и приложила к ней ладонь. Таисса невольно подалась вперёд, увидев такое знакомое ей зрелище.
В тонких щупах манипуляторов висели плоские матовые пробирки-иглы, похожие на подвески. Точно такой же штукой Элен из альтернативной реальности выстрелила в Вернона.
– Это наносостав, который заставляет тебя слушаться самого себя? – уточнила Таисса.