– И нам с ней тоже, – прошептала Таисса. – Что это за чёртова глупость? Почему всё так несправедливо? Почему…
Она осеклась. Слёзы подступили к горлу, перед глазами вдруг ярко встал страшный, невозможный миг, когда Таисса увидела Тьена в руках похитителя, чудовищная пустота, когда ей пришлось отдать новорождённого Тьена Алисе и разжать руки…
И Таисса наконец-то разрыдалась. Бессильно, громко, всхлипывая и задыхаясь, не глядя на сияющий город под ногами, только в разбитое стекло и собственное плачущее отражение. Всё было безнадёжно: она потеряла дорогое ей, любящее её и беззащитное существо и понятия не имела, что могут сделать с младенцем похитители. Им будет неважно, что у Тьена уникальная аура, что до этого дня малыш знал только тепло и любовь, что о нём заботились, что без него тосковали, что у него была семья…
А она ничего не могла сделать. Даже встать на пути тех, кто в эти мгновения заталкивал плачущего ребёнка в криокамеру.
Непролитые слёзы, безмолвным призраком преследовавшие её весь день, наконец нашли выход, и Таисса рухнула на колени, захлёбываясь рыданиями, которые душили её всё сильнее. Она рыдала, даже не стремясь что-то говорить. Слова ничего не меняли и ничего не могли изменить. И если похититель вдруг захочет обезопасить себя и избавиться от младенца…
«Если запахнет жареным, они уничтожат все улики. Все. Без колебаний».
…Даже если она его вернёт, ей никогда не хватит сил отобрать сына у Алисы. Скорее уж Таисса вновь сотрёт себе память.
Как она вообще сможет жить дальше? Что с ней будет? И что от неё в итоге останется?
– Хватит, – прошептала Таисса, пытаясь безуспешно вытереть глаза мокрыми ладонями. – Хватит, пожалуйста…
Но это не помогало. Слишком сильно ей хотелось сейчас упасть и завыть – или броситься вперёд, разбивая кулаками стёкло, и биться в отчаянии, пока силы её не оставят. Потому что сдаться было облегчением. Это означало передышку, покой, возможность не чувствовать и не думать.
Тёплая металлическая рука легла на её плечо. Словно безмолвно говоря: «Я здесь».
– Я знаю, – сквозь рыдания вытолкнула Таисса. – Я просто… не могу.
Мужчина, лишённый ауры, к которой Таисса привыкла с детства, опустился на колени и сел рядом с ней. Таисса едва сознавала, кто это, она почти не понимала, где находится: горе и боль сделались невыносимыми, и она раскалывалась на куски, разламывалась в агонии. Если Лара или Вернон не сделают ей новое внушение, она просто умрёт, погибнет прямо сейчас…
– Досчитай до ста.
От удивления Таисса с судорожным всхлипом втянула в себя воздух, прерываясь между рыданиями.
– Что?
Металлические пальцы скользнули в её руки, и Таисса сквозь слёзы вгляделась в серьёзное лицо отца, который смотрел на неё…
Так, как смотрел всегда. Когда она лежала в колыбели, глядя на него бессмысленным взором, когда ей было три и она летала по дому с заливистым хохотом, когда они ели эклеры на крыше, когда гуляли по парку перед войной, когда по дороге из Эксетера в Лондон Таисса долго улыбалась, глядя в окно поезда и вспоминая свой первый поцелуй, а потом поймала взгляд отца и вдруг абсолютно точно поняла, что он знает, о чём она думает. Почему она никогда не замечала, сколько любви было в этом спокойном взгляде? Потому что тогда она ещё не научилась смотреть на Тьена точно так же?
– Поверь мне, Таис. Это единственный надёжный способ не задохнуться. Просто сконцентрируйся.
Таисса моргнула, всем телом ощущая исходящее от отца тепло. В детстве она твёрдо знала, что никто, даже отец, не знает всех ответов, никто не может каждый раз совершать невозможное, каждый оступается и делает ошибки. Почему же сейчас, став взрослой, она слепо, по-детски начала верить, что её отец способен на всё? Обратить время вспять, вернуть Тьена, унять её боль?
– Один, – прошептала Таисса. – Два, три, четыре…
Она не сразу поняла, что они считают вместе. Просто ей сделалось чуть легче, когда два голоса слились в один.
– …Пятнадцать…
Тёплые металлические пальцы в её руках и взгляд, за который Таисса отчаянно держалась, чтобы не соскользнуть обратно в пропасть. Туда, где ей уже не поможет ничто.
– …Двадцать шесть…