Таисса не удержалась от смешка.
– Ты же знаешь, что нет, – произнесла она серьёзнее.
– Ага, – кивнул Вернон. – Совсем-совсем нет. И от нашего с ней флирта ты в полном восторге. По тебе сразу видно.
– Вернон, дело не в Омеге. – Таисса закусила губу. – Мне нужно провести грань. Быть рядом с тобой, но не так близко. Иначе это неправильно.
– Мы говорили об этом с Омегой, как ни странно, – неожиданно сказал Вернон.
Таисса моргнула:
– Обо мне?
– О том, что я буду делать со своей жизнью. И с кем быть.
Он протянул ей руку:
– Проведём столько граней, сколько хочешь, Таисса-затворница. Но сначала я тебя накормлю.
Вслед за Верноном Таисса вошла в кухню, где горел неяркий свет под витражными абажурами. Стол был накрыт, и Таисса невольно улыбнулась, вдыхая аромат горячих бутербродов с сыром. Забыв о манерах, она тут же забралась с ногами в лёгкое округлое кресло и жадно вгрызлась в половинку багета с овощами и горячей курицей. Вернон подхватил с тарелки шарик моцареллы и подкинул его в воздух.
– Я думаю, – светски заметил он, – что у кое-кого не было бы совершенно никаких проблем с расчерчиванием границ, если бы не один маленький и скучный факт. Моя близкая смерть.
Таисса замерла с бутербродом у рта.
– Угу. – Вернон уселся в кресло, закинув ногу на ногу. – Моё недолголетие и твоё совершенно естественное желание не избавляться от моего общества как можно дольше. Ты с ума сойдёшь от сожалений, если перестанешь со мной видеться. Сложно притворяться, что твоё подсознание об этом не догадывается.
Таисса открыла рот и осеклась. Глаза Вернона странно блестели в полумраке, и на лице его застыло необычное выражение. Горечь. Словно он умалчивал о чём-то.
– Теперь всё иначе, – тихо сказала Таисса. – У меня есть семья. Я рассказала Диру о том, что Тьен – мой сын. Не смогла промолчать. У меня просто вырвалось.
Лёгкая улыбка тронула губы Вернона.
– Это естественно, малышка. Мне было бы сложно не поступить так же.
Таисса подняла бровь:
– Ты бы рассказал Диру, что у вас с ним родился ребёнок? Хм. Я бы посмотрела на это признание.
Вернон несколько секунд смотрел на неё так, словно не мог решить, что с ней делать – отшлёпать или притянуть к себе на колени.
– Шуточки у тебя, – наконец произнёс он.
– Могу снова разрыдаться, – серьёзно сказала Таисса. – Но лучше всё-таки не стоит.
– Определённо не стоит, – согласился Вернон. – Так что теперь будет, Таисса-конфиденциальность? Отец Тьена поступит как Светлый и расскажет всё Совету? Или поступит как мужчина и оставит твою тайну при себе?
Таисса взглянула прямо на Вернона.
– Дир не расскажет никому. А ещё он поделится с моим отцом секретными сведениями о тех самых корпоративных шишках, которые нам так нужны. У нас будут все данные, потому что Дир решил предать Совет. Ради меня и нашего сына.
Вернон долго глядел на неё из полутьмы со странной усмешкой.
– Да, – произнёс он. – Именно это я и представлял, когда ты рассказала мне свою дикую историю о путешествии в будущее и положила на мою ладонь тот дурацкий камешек. Я знал, что твой Светлый рано или поздно поведёт себя именно так, что мир расстелется под вашими ногами и вы будете счастливы вместе.
Он прикрыл глаза. Потёр их руками, зевнул вроде бы расслабленно, но Таисса угадала за этой расслабленностью свинцовую усталость.
– Я испытывал какие-то совершенно идиотские эмоции в ту минуту. Я думал, что зря отдал тебе сферу. Глупейшая мысль. Если бы на полу истекал кровью мой отец, Эйвен или твой кибернетический друг, разве я бы поступил иначе? Разве ты бы поступила иначе?
– Не знаю, – тихо сказала Таисса. – Никто не может знать, пока не окажется перед таким выбором.
Вернон невесело усмехнулся.
– Знаешь, мне кажется, я испытывал в ту ночь совсем другие чувства, – вдруг сказал он. – Я хотел быть с тобой рядом. Я не хотел отпускать тебя в то будущее. Я хотел прижать тебя к себе и охранять твои сны. Или мои воспоминания меняются, когда я гляжу на них слишком пристально?
Он тряхнул головой:
– Философствую, словно какое-нибудь древнее ископаемое. Забудь, Пирс. Просто я вдруг подумал, что, если бы мои чувства вернулись, если бы я потребовал тебя обратно властными серенадами под твоим балконом и не отступился бы, пока ты не стала моей, ты была бы очень несчастна, маленькая.