Я буквально потерял счет дням, которые провел здесь. Но больше всего то, что я даже теряю надежду когда-нибудь выбраться.
Раскачиваясь взад-вперед, я крепче обнимаю себя, чувствуя, как прохладный воздух покалывает мою кожу. Сон застилает мне глаза, но я качаю головой, твердо решив не засыпать ради нее.
Я должен извиниться. Мне нужно объяснить ей свою резкость. Поймет ли она? Послушает ли она меня?
Она редко что-нибудь говорит. Но по какой-то причине я нахожу в этом утешение. Ее молчание — бальзам на мое одиночество, и я совсем не возражаю.
Внезапный звук отпираемой двери заставляет меня поднять глаза, мое сердце учащенно бьется от тревоги, когда я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Ее короткая тень проецируется на землю, пока она делает маленькие шажки, чтобы войти.
Встав на дрожащие ноги, я выхожу из темноты и пытаюсь выпрямиться во весь рост. Но с ушибленным коленом это сложно.
Сегодня на ней платье в цветочек, волосы распущены.
Боже, она похожа на ангела.
Хромая к ней, я замечаю в ее руке аптечку первой помощи. Она смотрит на меня слегка расширенными глазами. Обычно она находит меня лежащим на холодном полу, возможно, то, что я хожу, для нее сюрприз.
— Ты здесь. — Мой голос немного хриплый от всех этих криков.
Она кивает и указывает на землю.
Понимая ее жест, я сажусь.
Она заходит, прежде чем закрыть дверь, позволяя темноте снова сгуститься. Открыв набор, она достает ватные шарики и антисептики, как будто знает, где у меня болит. В тусклом свете я все еще вижу серебряную цепочку, свисающую с ее шеи, намекая мне, что она, должно быть, религиозна.
Откидываясь назад, она берет меня за руку и начинает наносить лекарство. Я не шиплю от боли, в отличие от других случаев. Я слишком сосредоточен на тепле ее маленькой руки. Ее волосы ниспадают на лицо, когда она сосредотачивается на своей задаче, прикусив губу.
— Почему ты вернулась снова? — Спрашиваю я, облизывая пересохшие губы.
Она замолкает на секунду, но продолжает, не отвечая мне. Я заправляю выбившуюся прядь ее волос за ухо, приподнимая ее подбородок.
Ее блестящие черные глаза встречаются с моими. Но она отстраняется от моего прикосновения, и я замечаю, как дрожат ее губы.
Наклоняясь ближе, я беру ее за руку, чтобы приостановить ее работу, прежде чем обхватить ладонями ее щеки, чтобы у нее не было другого выбора, кроме как смотреть на меня.
— Почему ты вернулась? — Я повторяю приглушенным голосом.
— П-потому что… — заикается она, ее голос хриплый и дрожащий, как будто она вот-вот заплачет. — Я знаю, каково это — чувствовать боль. Особенно когда у тебя нет никого, кто мог бы обработать твои раны. И я не могу представить, чтобы ты страдал так же, как я.
Она опустила глаза.
Она испытывает ту же боль, что и я?
Я хмурюсь, прижимаясь своим лбом к ее. Я замечаю, как первая слеза скатывается по ее подбородку, и мое сердце тут же разбивается вдребезги.
— Где у тебя болит, Angel?
Взяв мою правую руку в свою, она кладет ее себе на спину. И тут я кое-что чувствую. Грубые порезы покалывают кончики моих пальцев так, что я чувствую их даже через одежду. Вот насколько они глубоки.
Мое тело леденеет от осознания того, что она страдает так же, как и я, но, в отличие от меня, ей не о ком заботиться, кроме самой себя. Она тоже пленница.
Оглядываясь на нее, по щекам которой текло еще больше слез, я прерывисто выдыхаю.
— О, Angel. — Я обхватываю пальцами ее лицо, зарываясь в ее гладкие, как шелк, волосы. — Тебе никогда не придется переносить это в одиночку. Позволь мне обработать твои раны, — шепчу я ей в висок. — Позволь мне…
Лаская ее теперь влажные щеки тыльной стороной ладони, я провожу ею по ее шее, двигаясь к задней части платья, пока не добираюсь до молнии. У нее перехватывает дыхание, когда я медленно опускаю его, пока оно не доходит до последней строчки.
— Иди сюда. — Я жестом приглашаю ее сесть ко мне на колени, и она садится, прислонившись спиной к моей груди.
В тусклом лунном свете, проникающем в темный подвал, я все еще вижу свежие и старые синяки и порезы на ее коже. Взяв аптечку первой помощи, я очень осторожно прижимаю влажный ватный тампон к ее свежим ранам. Я не пропускаю шипение боли, срывающееся с ее губ, заставляющее мое сердце биться быстрее, как будто это я страдаю.