Несколько мальчиков-инвалидов, стоящих перед воротами библиотеки, привлекают мое внимание. Женщина, которой на вид за сорок, стоит рядом с ними, оглядываясь с беспокойством. Я хмурюсь, пытаясь понять, что происходит. Один из мальчиков с разочарованным видом указывает на библиотеку, в то время как женщина что-то говорит ему, похлопывая по плечу.
Они хотят попасть внутрь.
Разве им нельзя?
Именно тогда я замечаю щель, вырытую дорожными строителями. Единственный мост, ведущий внутрь библиотеки, — деревянная перекладина, но под весом инвалидной коляски она легко сломается. Думая о том, чтобы помочь им, я выхожу из машины, мои охранники следуют за мной. Я направляюсь к детям. Поднимая на них руку, я приказываю им держаться подальше.
Но внезапно девушка опережает меня, подходя к женщине и спрашивая ее, что случилось.
— Мальчики хотели сходить в библиотеку. Но дороги строятся, — бормочет она с нотками беспокойства в голосе. — И деревянная доска не выдержит их веса.
Девушка стоит ко мне спиной. Ее рыжие волосы уложены волнами. Ее оливковая кожа видна из-под фиолетового топа на бретельках и черной юбки, которые на ней надеты. Я не знаю, что это было, но что-то заставило меня остаться на месте и наблюдать за ней, пока она пытается найти выход.
— Секундочку. — Ее голос звучит так спокойно и мягко. Он так и сочится нежностью.
Она идет вперед и приближает черные решетчатые ворота к самому их концу. Она подходит к парню со светлыми волосами и помогает ему встать, подводя к воротам и ставя обе его ноги на нижнюю перекладину.
— Крепко держись за перекладину, — шепчет она, и мальчик делает то, что ему говорят. Используя тот же способ с другим ребенком, она складывает их инвалидные коляски и переносит их на другую сторону.
— Мэм, пожалуйста, разложите инвалидные кресла, — обращается она к женщине, которая приступает к выполнению порученного ей задания. С другой стороны, девочка держит калитку и толкает ее вперед, а дети крепко держатся за прутья и ведут их внутрь.
Я стою там, удивленный и очарованный ее духом, и искренне улыбаюсь при виде этого. Столько невинности, столько чистоты было редким зрелищем для меня. Я едва помню, когда в последний раз видел такую красоту. Я вытягиваю шею, чтобы хотя бы мельком увидеть незнакомку, что находится передо мной, но ее длинные волосы закрывают лицо. Честно говоря, я действительно помню, но сейчас не время и не место ворошить старые воспоминания. Затем девушка помогает детям устроиться поудобнее в инвалидных креслах и вкатывает их в библиотеку.
Она здесь работает?
Кто-то прочищает горло; я оглядываюсь и вижу своих охранников и водителя, ожидающих меня.
Глядя на вывеску, я запоминаю название библиотеки.
Российская государственная библиотека.
Выпрямившись, я возвращаюсь к своей машине, и мы продолжаем путешествие.
Двадцать минут спустя мы добираемся до здания суда, где ждут все бригадиры, советники и капитаны. Я вхожу в здание, которое выглядит как старый замок, и так оно и есть. Назовите это старомодным, но это место очень хорошо известно и пользуется репутацией в преступном мире. Приходить сюда для принятия важнейших решений было частью нашей традиции. Здесь проходят всевозможные собрания преступного мира, и каждый член мафии обязан быть здесь днем или ночью. Отец стоит посреди лестницы и манит меня вперед. Все глаза в комнате провожают меня, когда я направляюсь к нему. Я высоко держу голову, как видный мужчина. Я выше большинства из них, и благодаря гордости и силе, которые я повсюду несу, они чувствуют себя запуганными. Я останавливаюсь прямо перед своим отцом.
— В комнате есть еще мужчины?
Он качает головой и идет в конференц-зал, я следую за ним. Мой отец заботился только о Братве. С тех пор, как я был ребенком, он учил меня, как быть королем. Он научил меня, что независимо от того, на какие жертвы тебе придется пойти ради власти, ты делаешь это без колебаний.
Отец ушел в отставку с поста московского казначея, когда мне исполнилось восемнадцать. Он никогда не любил меня, это точно, потому что в этом мире отцы должны быть символом насилия в вашей жизни. Я одновременно уважаю и ненавижу его. Уважаю его хитрый ум и испытываю отвращение к чудовищу, которым он был по отношению к моей матери.
Как и ожидалось, во главе кресла сидит пахан России. Ему почти восемьдесят лет, но из-за того, что рак день за днем пожирает его заживо, он выглядит все более бледным и морщинистым. Полный стакан скотча стоит на столе, оставаясь нетронутым. На нем такой же серый костюм, как у меня, но с галстуком другого оттенка. Его взгляд перемещается на меня, пока отец запирает за ним дверь.