Я разглядываю старца, несмотря ни на что, он до сих пор красив. Пусть смуглое лицо прорезали глубокие морщины, редкие волосы свисают желтоватыми сосульками, сомкнуты веки ослепших глаз, но ястребиные черты по-прежнему остры и белые густые брови вразлёт, волевой подбородок, заросший седой щетиной, твёрд, а довольно тонкие сухие губы говорят о крутом характере и железной воле.
Пожалуй, Тео похож на родителя, такой же смуглый, с заострёнными чертами, разве что, всё немного смягчено молодостью, большей округлостью, а если представить, что Джакопо когда-то был брюнетом, то сходство, всё-таки, очень велико.
Вслед за Джакопо Мири приводит умытых близнецов, они опять что-то не поделили и канючат, но отец цыкает, и мальчишки замолкают.
Ну, думаю, сейчас, толкнут тост за встречу, и я уже примусь за дичь, но не тут-то было. Все от меня чего-то ждут.
— Скажи, Наиглавнейшая, несколько слов в благословение стола, — учит Костик, — без тебя никто не примется за трапезу.
Опять? Нормально не поешь! Тот номер с благословением младенцев больше не прокатит, надо по-абекурейски что-то выдать, чтобы все поняли!
— Желаю, чтобы все! — первое приходит на ум, но цитировать Шарикова из «Собачьего сердца», как-то неуместно, люди старались, вон какую самобранку накрыли! Подумав минутку в полной тишине, встаю и изрекаю,
— Пусть в стенах этого дома всегда кипит жизнь, стол будет так же богат, хозяева здоровы и счастливы! — потом всё же крещу живописное пиршество в воздухе и присаживаюсь на место.
— Благодарим, Великая! — отзывается Тео, Мирея сияет, как начищенный пятак, а Костик отрывает аппетитную, вроде бы куриную ногу и кладёт на мою тарелку,
— Отведай каплуна, Дадиан!
— Что за птица такая? — спрашиваю на русском, он на нём же отвечает,
— Кастрированный петух, любимая, пробовала, когда-нибудь? — м-да, наверное, вкусно, но звучит не очень.
— Как-то не судьба, у нас всё больше бройлеры.
Оказывается, правда, вкуснота. Вообще, всё вкуснота: и домашний сыр, и печёные овощи, и офигенные томаты, коих я фанат в летний сезон, и даже десятилетнее вино, хотя в алкоголе я ничего не смыслю.
Немного утолив голод, наблюдаю за сотрапезниками: старик справляется сам на удивление успешно, ему всего наставили под нос, и мимо рта он не проносит. Мири погрязла в детках, в её тарелке еда так и стынет нетронутой, а она всё подсовывает сидящим по обе руки кукушатам в ненасытные рты то кусочки мяса, то сыра, то помидор.
Наконец, карапузы с сытыми лоснящимися щёчками и осоловелыми глазками сползают со стульев, Мири уводит их спать. Мужчины мечут пищу — только в путь, запивают вином, хохочут, что-то вспоминая, но по серьёзным глазам видно, это всего лишь пауза. Каждый обдумывает своё, они растеряны, и мысли их не веселы…
Застолье затягивается, к его концу возвращается хозяйка и только принимается за ужин. Джакопо подрёмывает прямо в кресле, так и не донеся последний кусок до рта, я, честно говоря, тоже уже еле держусь. Тело припекает от избыточной дозы солнца, особенно рукам досталось, и очень хочется спать.
Друзья сытые и хмельные, наконец-то, закругляются. Тео, на правах хозяина распределяет нас на ночлег,
— Наисветлейшая, не побрезгуй постелью в нашем доме! Тебе самая лучшая комната, самая мягкая кровать! Высочество придётся отправить во флигель, там сейчас чудесно, — успокаивает Костика, — ещё час-два, и станет совсем прохладно!
— Берти, а мне со тобой во флигель нельзя? — что-то страшновато одной в чужом месте.
— Понимаешь, Матео, — выступает в качестве переводчика Костик, — Наисветлейшая приказывает мне быть всю ночь подле её ног и, не смыкая глаз, охранять священный покой и сон, — ещё вздыхает с сожалением, стервец!
Хозяин, явно жалея друга, самоотверженно предлагает помощь,
— Наимудрейшая, господин устал, может быть я смогу его заменить? Это ведь я — стражник, а он — герцог, — крутой поворот, но Костя не оценил широкого жеста, я даже слова молвить не успела,
— Наимудрейшая будет спать со мной! — вот дурила! Но он поправляется, — в смысле, она спать, а я, как верный пёс сторожить покой! Это великая честь и уступить её тебе, дружище, не могу!
— На всё воля Великой Дадиан, — сочувствует хозяин, и предлагает альтернативу, — может, тогда всё же лучше в доме? Какая разница, где ты будешь караулить сон богини?
— Выбирай флигель, Тань, — советует Костик. Некрасиво, конечно, трепаться на непонятном хозяину языке, но по-другому никак. И я выбираю,
— Флигель. Самую лучшую комнату и кровать оставим хозяевам…
— Почему в доме нельзя было остаться? — пытаю Костика, когда выходим на воздух. Ночная тьма накрыла мир плотным покрывалом из чёрного бархата расцвеченного тут и там бриллиантами звёзд.