«Пусть только Пес явится, – злорадствовал Бонифачо. – А ведь он явится. Но поможет ему лишь чудо. Надеюсь, он припас парочку чудес. Пусть почувствует сладкий вкус победы, прежде чем я выбью чашу из его рук».
Изгнанники с крепостной стены громко приветствовали трехтысячную армию Падуи, спешившую навстречу победе. Винчигуерра присоединил свой голос к общему реву.
Три тысячи. Больше, чем предполагали веронские военачальники. Много, много больше. Совет старейшин Падуи решил, что первое наступление в этой войне должно стать и последним.
Три тысячи, а против них – тридцать кое-как обученных крестьянских парней под командованием Пьетро Алагьери.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
– Надеюсь, ты неплохой актер, – прошептал Морсикато. На противоположной стороне двора Муцио почти открыл ворота.
– Не хотите сыграть мою роль? – прошипел в ответ Пьетро. – А то могу садануть вас по ляжке.
Морсикато нервно хихикнул.
– Об этом раньше надо было думать.
– Я думал. – Тут Пьетро в голову пришла новая мысль. – Что, если граф с ними?
– Вообще-то не должен.
– А вдруг?
Доктор пожал плечами.
– Тогда не придется выплачивать тебе вчерашний должок.
– Хоть кому-то польза, – пробормотал Пьетро.
Он огляделся; мавр, надеясь, что его не заметят, перестроился в последний ряд. В своем восточном наряде, в коническом шлеме, он выделялся; ясно было, что граф вряд ли взял бы такого в свой отряд.
– Воины! – начал Пьетро, повернувшись к своим солдатам. – Виченцу предали. Падуанцы вот-вот войдут в ворота. Они не поймут, кто мы такие, и это нам на руку. Слушайте меня и не начинайте атаку, пока я не дам сигнал.
«А когда подам, молитесь, чтобы Баилардино и Угуччоне прибыли вовремя».
– Прибудут, никуда не денутся. – Морсикато прочитал мысли Пьетро.
– Разумеется, – отвечал Пьетро. – Боже, они что, табун перед собой гонят? Откуда взялось столько лошадей?
Муцио наконец открыл дубовые ворота во всю ширину.
– Сейчас пойдем, – скомандовал Пьетро.
Первым в ворота въехал всадник в красно-белом наряде. За ним следовал капитан. В руках он держал знамя с гербом Падуи, чтобы ни у кого не возникло сомнений насчет принадлежности отряда. За капитаном, растянувшись цепью по дороге, ехало не меньше тысячи всадников.
Пьетро слишком хорошо знал шлем красно-белого щеголя.
– Вот черт! Это же Каррара!
– Тебе не придется дурачить его слишком долго. Вперед!
Доктор стукнул Помпея пяткой по ноге. Огромный конь рванулся вперед. Спектакль начался, нравилось это Пьетро или не нравилось.
– Черт меня побери, – пробормотал Пьетро, воздевая руку в приветствии.
«Почему бы Марцилио не проявить осторожность и не перебраться в задние ряды, оттуда и командовать?»
Каррара тотчас заметил знакомые доспехи. Лицо падуанца перекосилось от ярости, а поскольку забрало его было поднято, Пьетро увидел эту ярость. Каррара вонзил шпоры в бока своего коня и поскакал прямо к Пьетро.
– Нет-нет, ты, кусок дерьма, не приближайся, – шептал Пьетро. – Лучше отдай распоряжения своим солдатам, оглядись, достань меч из ножен, полюбуйся, как он блестит. Только не надо…
Каррара натянул поводья.
– Граф, – мрачно поприветствовал он. Пьетро пробурчал в шлем нечто нечленораздельное. – Граф, я полагал, что вы в соответствии с нашим планом должны оставаться на крепостной стене. Благодарю вас за то, что открыли ворота. А теперь дайте мне дорогу. Город возьмут мои люди.
Пьетро молчал.
– Граф, если вы думаете, что снимете все сливки, вы ошибаетесь. Это мой день, Бонифачо! Запомни! – Каррара развернулся и, всей спиной выражая презрение к графу, поскакал назад.
Пьетро так расслабился, что едва не сполз с коня.
«Слава тебе господи! И как только он меня не узнал?»
Разгневанный Каррара не заметил, что доспехи «графу» не по размеру, да и ростом «граф» на полторы головы ниже, чем был с утра. Конечно, Пьетро не мог тягаться с Бонифачо дородством фигуры. Просто чудо, что обман удался.
Подъехал Морсикато.
– Поздравляю.
– Каррару слишком волнует собственная слава, – вполголоса ответил Пьетро. – Он боится, как бы граф не присвоил себе все лавры.
– Его ждет разочарование.
– Может, и не ждет, – возразил Пьетро. Падуанцы все еще втягивались в ворота. Двор быстро заполнялся, но солдатам не было конца. – Как только в городе окажется достаточно солдат, Марцилио начнет резню. Если сейчас не появится Баилардино…
– Buenas dias!
Эхо прокатилось по мостовой, отразилось от стен домов, окружавших двор. Все взгляды обратились вверх, на крышу таверны, к смуглому человеку в заношенной широкополой шляпе и с флягой в руке. То был нотариус, который примазался к отряду Пьетро. В облике его не наблюдалось перемены; впрочем, он мог побриться – лицо скрывала шляпа.
– Сеньоры! – заплетающимся языком обратился нотариус к падуанцам. – Приветствую вас, сеньоры! Я слыхал, в Падуе в это время очень красиво! Непременно надо будет заехать! Говорят, у вас самые привлекательные женщины. Это правда? – Нотариус уронил свою флягу и с сожалением смотрел, как вино растекается по камням перед таверной. – Ох, вот горе-то, вот горе! Сеньоры, не найдется ли у вас немного эля? А еще лучше вина?
Было ясно, что испанец не представляет опасности. Каррара начал отдавать приказы, однако пьяница не унимался:
– Дайте мне вина, ну пожалуйста! Я заплачу!
– Нам не нужны твои деньги! – рявкнул капитан падуанцев.
Пьяные глазки хитро сузились.
– Будь у меня деньги, я бы не попрошайничал. О нет, я плачу… как это сказать… сведениями. Я знаю, где сейчас находится сеньор да Ногарола. И его люди.
Пьетро почувствовал ком в горле. Юноша попытался проглотить его, но тут к испанцу, чудом удерживавшемуся на крыше, подъехал Каррара.
– Договорились. Давай выкладывай.
– А где мое вино? – возразил испанец.
Каррара велел десяти своим солдатам взломать дверь таверны.
– Получай! Можешь упиться до чертиков. Все вино твое. А теперь говори!
При звуке последнего удара по двери таверны нотариус удовлетворенно рыгнул.
– Ногарола и его люди уже здесь!
В тот же миг четверо падуанцев упали навзничь, пронзенные стрелами из арбалетов. Виченцианцы выскочили из домов, окружавших двор. Пьетро уставился на человека на крыше. Тот сорвал с головы шляпу; вчерашней сажи как не бывало, выгоревшие каштановые пряди блестели в лучах рассветного солнца.
То был Кангранде делла Скала. Большой Пес явился.
По всему периметру двора возникли арбалетчики. Они выстрелили одновременно – из окон, из-за бочонков, с крыш. Две дюжины падуанцев свалилось с коней. Знамя упало. Двое падуанцев подняли его – лишь на миг, потому что их свалил второй залп.
Пьетро задохнулся от яростного восторга.
– Вот сукин сын!
– В атаку! – взревел Каррара. Отступать при всем желании было некуда, однако падуанцы все еще превосходили виченцианцев числом. – В атаку! – повторил Каррара и поскакал к таверне.
Вложить стрелу в арбалет – дьявольски долгое дело. Сотни падуанцев, совершенно невредимых, надвигались на арбалетчиков. Виченцианцы, стоявшие на земле, побросали арбалеты и схватились за мечи; те, что устроились на крышах, торопливо заряжали свое смертоносное оружие и прицеливались.
Каррара встал в седле и размахнулся; Скалигер увернулся и побежал по черепичной крыше. Он нагнулся, отбил кусок черепицы и, не оборачиваясь, метнул его в голову Каррары. Черепица раскололась от удара о шлем, и Каррара покачнулся в седле. Второй удар пришелся падуанцу в плечо, третий – снова в голову. Марцилио поворотил коня и поскакал прочь, спасаясь от метательных снарядов Скалигера. Скалигер тотчас сменил цель, метя теперь в солдат, карабкавшихся на крышу таверны, чтобы схватить его.
Пьетро наблюдал за Кангранде с благоговейным страхом.
– По-моему, пора! – воскликнул Морсикато.
– И по-моему!
Пьетро поскакал в самую гущу падуанцев (их было не менее восьмисот, и они сгруппировались спина к спине, выставив вперед щиты для отражения стрел). За Пьетро устремились его солдаты. Падуанцы принимали Пьетро за графа Сан-Бонифачо; для него они разомкнули кольцо. Солдаты Пьетро смекнули, что к чему, и притворялись союзниками, спешащими укрепить центр кольца, до тех пор, пока щиты не сомкнулись за последним из них. Тогда Пьетро развернул коня и рукоятью меча принялся молотить падуанцев по панцирным спинам, сбивая их с коней. Пьетро помнил, что говорит о нападении сзади кодекс чести, и не стремился убивать противников – он лишь хотел свалить их наземь.