Антонио растянулся на длинной скамье. Его успели завернуть в несколько тяжелых одеял; на левой ноге, выставленной вперед, красовался лубок.
– П-п-пьетро! – обрадовался Антонио. – К-к-как там Дж-дж-джаноцца? Б-б-беспокоится обо мне?
Пьетро стало стыдно – он понятия не имел, чем сейчас занята Джаноцца.
– Конечно, беспокоится. Мы с Марьотто тоже волновались. Что с ногой?
– Перелом! – вздохнул Антонио. – Доктор говорит, дело плохо. Фракасторо наложил лубок, чтобы я не шевелился, но им еще предстоит совмещать края кости. Я несколько месяцев не смогу ездить верхом! – Лицо юноши исказилось. – А я ведь почти победил!
– Я видел, как ты прыгнул. Что произошло?
– Я стукнулся обо что-то голенью и потерял равновесие. Я рухнул на Баилардино! – с глуповатой улыбкой добавил Антонио.
«Удачно рухнул», – подумал Пьетро и тут же укорил себя за такие мысли.
В глазах Антонио появилась мольба.
– Не хочу, чтобы Джаноцца видела меня таким. Может, вы с Мари развлечете ее сегодня, ну, вместо меня?
Пьетро проигнорировал легкое покалывание в большом пальце левой руки.
«Это не предчувствие, – сказал он себе. – Это от холода».
– Я уже обещал зайти к донне Катерине, но, может, донна делла Белла к нам присоединится.
– Проследи, чтобы Мари был с вами. Я хочу, чтобы они с Джаноццей подружились!
– Я прослежу, – произнес Пьетро. – Обещаю.
На улице группа изрядно подвыпивших горожан подпирала украшенную фресками стену. Вдруг один из собутыльников выпрямился, будто внезапно палку проглотил.
– Боже праведный!
– Ты чего?
– Стена двигается! Богом клянусь!
– Да он просто перебрал!
– Может, я и перебрал, но вовсе не соврал!
– Да ну! Посмотрите-ка на силача, что может двигать стены палаццо!
– Говорю вам – она правда немного сдвинулась…
– Если такой толстяк навалится, так она и рухнет, чего доброго!
– Кто это сказал? Кто из вас назвал меня толстяком, пьяницы несчастные?
– Может, мы и пьяницы, но вовсе не лжецы!
– Дохляки! Да я мужчина в самом расцвете сил! Разуйте глаза!
– Как же, как же! Ты у нас Геракл!
И толстяка подняли на смех. Гогоча и подначивая, выпивохи ушли, и никто из них больше не вспомнил о движущейся стене.
Мари появился на лоджии лишь через полчаса, но зато при полном параде. Пьетро ждал его у дверей.
– Как я выгляжу, Пьетро? – вопросил Монтекки Великолепный.
Пурпурного фарсетто и других атрибутов рыцаря как не бывало: Мари нарядился в новые дублет и кольцони – бело-голубые, в соответствии с цветами клана Монтекки. Из-под шнуровки выглядывала розовая камича, через плечо шла зеленая лента победителя. Марьотто благоухал апельсиновой цедрой и мятой, темные кудри были тщательно расчесаны, а лицо чисто выбрито. Пьетро, не успевший ни принять ванну, ни переодеться, почувствовал себя неряхой.
– Бесподобно. Лучше, чем Антонио, – он…
– Спасибо! – Марьотто уже скользил мимо, к остальным гостям. Пьетро хромал следом, оглядываясь по сторонам. Данте ушел домой, зато появился Поко. Он ковылял по пятам за братом, косолапо ставя ступни, исколотые и кровоточащие сквозь повязки, и не умолкал ни на минуту.
– Ты меня видел? Ты видел, как я лез по стене? Я это сделал! И я был в самой гуще бегунов! Я не приплелся последним, как некоторые!
– Большое спасибо, ты очень любезен. – Решимость Пьетро ни на шаг не отставать от Марьотто перевесила внезапное желание задушить Поко.
Глаза молодого Монтекки блестели все ярче, по мере того как все больше рук протягивалось к нему для пожатия. Он уже успел несколько раз отказаться от мальвазии и сыра, предлагаемых поклонниками. Он шел стремительно, почти бежал, явно кого-то разыскивая.
Наконец он нашел ее. Казалось, весь воздух сконцентрировался в легких Марьотто. Он перевел дух и направился прямо к ней.
– Сударыня, нас толком не представили друг другу. – Марьотто поцеловал руку Джаноццы. – Меня зовут Марьотто Монтекки, я единственный сын…
– Я знаю, кто вы, – перебила Джаноцца. – Ах, синьор Алагьери! Добрый вечер! – Джаноцца указала на девушку, что стояла поодаль. – Это Лючия.
– Очарован. – Пьетро поклонился, насколько позволяли гости и костыль. Лючия отвернулась и захихикала. Пьетро неловко обратился к Джаноцце: – Сударыня, ваш жених здоров. У него сломана нога, но в остальном он чувствует себя хорошо. Он просил Марьотто и меня развлечь вас.
Марьотто приподнял шляпу.
– Вы позволите присесть рядом, сударыня?
Джаноцца опустилась на сундук и хлопнула по лежащей на нем подушке.
– Разумеется. Для меня большая честь находиться в обществе победителя Палио. Пожалуйста, расскажите нам о забеге.
Лючия застенчиво смотрела на Марьотто, ни малейшего внимания не обращая на Пьетро. Мари, однако, двойное внимание не смущало. Он во всех подробностях рассказал Джаноцце о бегах, словно каждое его движение было делом государственной важности. Лишь одну подробность Мари упустил – участие в забеге жениха Джаноццы.
Когда он закончил, Джаноцца захлопала в ладоши.
– Какой захватывающий рассказ! Но, синьор Монтекки… сегодня вечером я кое-что слышала… возможно, вы не пожелаете об этом говорить…
– Я буду говорить обо всем, что кажется вам интересным, – пылко воскликнул Марьотто. – Что вы хотели узнать?
– Синьор Алагьери сказал, что сегодня за обедом обсуждали… обсуждали некое дело, связанное с вашей семьей.
– Да, разумеется, речь шла о кровной вражде. – И Марьотто полушепотом поведал девушке о смерти своей матери и давней распре с семейством Капеллетти. Джаноцца слушала, широко раскрыв глаза и склонив головку набок.
«Интересно, часто она так смотрит?» – думал выключенный из разговора Пьетро.
Неудивительно, что Антонио так быстро попал под действие ее чар. Было совершенно очевидно: Джаноцца изо всех сил старается и на Марьотто навести те же чары. Впрочем, могла бы и не усердствовать – Мари сам лезет в сети.
Пьетро старался измыслить благовидный предлог, под которым Мари можно было бы увести от Джаноццы, но вдруг услышал шепот на ухо:
– И не стыдно тебе, Пьетро? Надо же – бросить меня ради молоденьких девушек!
Катерина благосклонно дождалась, пока Джаноцца и Лючия глубокими реверансами выразят ей свое почтение, а потом произнесла:
– Ну что вы, сидите, сидите. Синьоры, вы не будете возражать, если я ненадолго украду у вас синьора Алагьери? – С этими словами Катерина взяла Пьетро под руку. Едва они отошли на достаточное расстояние, девушки принялись шептаться и хихикать.
Катерина оглянулась на Марьотто.
– Наш герой купается во всеобщем внимании.
– Да, сегодня его день.
– Ты прав. Синьор Монтекки очень напоминает Ланцелота, не находишь?
В памяти Пьетро зазвенел предупреждающий звоночек.
– Да, мадонна.
– Я не собиралась мешать вашей беседе. Только хотела пожелать доброй ночи и вернуть тебе вот это. – Катерина протянула Пьетро кинжал и шляпу.
Пряча кинжал в ножны, Пьетро залился краской.
– Извините, мадонна. Я собирался вас разыскать. Я только…
Она рассмеялась.
– Я и не думала чахнуть от тоски. Сегодня для тебя великий день, и я не собиралась держать тебя у своей юбки. Благодарю за почтение, что ты выразил. А теперь мне пора – нужно уложить Ческо.
– Неужели он выдохся?
– Нет – это я выдохлась. Ческо энергии не занимать – весь в отца и в деда. Мужчины в нашей семье всегда очень мало спали. – Катерина остановилась, рот ее искривился в брезгливой гримасе. – Будь здесь твой отец, он бы сообщил небесам об этой оплошности.
– Не такой уж это секрет, – сознался Пьетро. – А где Ческо – со своим отцом?
– Нет, малыш Ческо с няней. – Катерина указала на кресло в углу залы. Нянька действительно была там, правда, сидела на скамейке к ним спиной. Мавр, который толкнул Пьетро на крыльце, спешил прочь из залы.
На лоджии стоял невообразимый шум; в том числе лаяли, клекотали и рычали животные. Однако Пьетро мог поклясться, что слышал лай Меркурио, который остался с малышом. Пьетро прищурился – поза няньки показалась ему неестественной. Девушка словно свисала со скамейки, бессильно болтая одной рукой.